1.2. Идея материи, и её кризис
Прогресс в подлинном познании мира невозможен без мощной экспериментально-производственной базы. Именно она, во-первых, поставляет объективные критерии соответствия выдвинутых идей действительному устройству вещей, поверяя их практикой, и, во-вторых, предоставляет открытия, позволяющие более глубоко осмыслить бытие.
Исследователи Нового времени в лице Ф. Бэкона и Г. Лейбница, основываясь, в том числе, и на современных им научных данных, ввели в философский оборот термин «субстанция» (латинское substantia – сущность), понимаемое как предельное основание бытия. Благодаря Лейбницу начала утверждаться трактовка субстанции как материи (materia на латыни значит вещество). Вместе с Б. Спинозой он рассматривал субстанцию как causa sui (причина самой себя), что существует сама по себе, вне зависимости от чего-либо другого. Разумеется, субстанцию тот же Лейбниц рассматривал в качестве некой элементарной микрокорпускулы (своеобразного мини-вещества), ибо иных данных эмпирического характера в тот период не существовало.
В этом же периоде появляются естественнонаучные доказательства верности воззрений относительно несотворимости и неуничтожимости материи. Великий русский ученый М.В. Ломоносов в середине 18 века опытным путём подтвердил, что масса является фундаментальным свойством вещества, сохраняющимся в процессе химических реакций. Именно он вывел закон, гласящий, что суммарная масса продуктов химического превращения соответствует суммарной массе исходных веществ.
В 17 – 20 веках происходит целый ряд научных прорывов, которые служили частными доказательствами универсального философского тезиса о вечности материи. Так, в классической механике был открыт закон сохранения механической энергии, в термодинамике – первое начало термодинамики, в электродинамике – теорема Пойнтинга (британский физик Д. Пойнтинг). Позднее к ним прибавились законы сохранения: четности и странности в сильных и электромагнитных взаимодействиях, барионного и лептонного зарядов и другие.
И у диалектически мыслящих учёных не было никаких сомнений в том, что в дальнейшем последуют новые открытия в конкретных отраслях науки, которые вновь и вновь будут подтверждать верность философского посыла о несотворимости и неуничтожимости материи.
В ту эпоху для простых людей, околонаучных обывателей, да и для большинства исследователей научной парадигмой являлось понимание материи как вещества, на «худой конец» состоящего из атомов и молекул. Человек – существо чувственное. Он привык к тому, что на материю (конкретные тела) можно посмотреть (при необходимости – хотя бы через оптический микроскоп), её можно трогать, обонять…
И вдруг на авансцену миропознания «выходят» неведомые и невидимые электрическое и магнитное поля, открытые и некоторым образом теоретически обоснованные Х. Эрстедом, А. Ампером, М. Фарадеем, Д. Максвеллом, Г. Герцем (конец 18 – середина 19 веков). За ними – непостижимый электрон («отменивший неделимый атом»), «выявленный» в 1897 году группой английских физиков под руководством Д. Томсона. Затем последовало открытие непостоянства массы и её изменения в связи с изменением скорости движения тела, а также другие «нетрадиционные» научные данные, которые многие стали интерпретировать как нечто иное, нежели материя.
Рассуждения таких скептиков внешне выглядели вполне рационально, когда они в рамках своей парадигмы противопоставляли новые данные специфике вещества. Ведь вещество дискретно (состоит из корпускул, имеющих определенную конфигурацию, радиус), имеет массу покоя и траекторию движения. И перечисленные признаки внешне логично противопоставлялись характеристикам физического поля (имеет непрерывный, волновой характер, не делится на корпускулы) и «творцов» этого поля. А к последним, например, относили фотон, который как утверждалось, не имеет линейной траектории движения и массы покоя, находясь в непрерывном движении со скоростью света (строго говоря, темп перемещения фотона и есть скорость света).