Она развернулась на каблуках и уверенной походкой направилась к выходу. Спину обдавало жаром, будто она, словно супергероиня, медленно удалялась от эпицентра сокрушительного взрыва, но девушка не оглянулась, не замялась у двери. И только закрыв её с обратной стороны, выдохнула, повела плечом, стараясь унять дрожь. Пять минут… нужно всего пять минут, и она придёт в себя, чтобы выдержать этот ужасно длинный день и не слететь с катушек.

***

Макс смотрел на плавно покачивавшиеся бёдра, утянутые в аккуратные брюки, и старался не дышать. Когда за Адель захлопнулась дверь, он прикрыл глаза и устало потёр лоб, выпустив воздух из лёгких тонкой струйкой.

Кто бы мог подумать… три года он изо всех сил старался забыть эту женщину. Три долгих года вытравливал её образ из своей головы и свято верил, что у него получилось. И вот она перед ним. Холодная и неприступная.  Такая же острая на язык и такая же манящая, как и в то жаркое лето. Пульс мгновенно откликнулся на её присутствие, отбивая по венам тревожную дробь.

Тогда она исчезла. Растворилась в потоке небольшого продуктового рынка под знойным солнцем Тосканы. Он писал и звонил, а она отправила ему короткое: «Было хорошо, но на этом всё. Поиграли, и хватит».

И ни строчкой больше…

Сколько было перебито посуды в местном баре, куда Макс завалился в тот же вечер залить своё несостоявшееся счастье… Он пил и бесцельно смотрел в одну точку, сжимая в руке толстостенный стакан, запотевший от разницы температур. А потом сцепился с каким-то ушлым итальянцем и под звон стекла был выставлен из бара молчаливым охранником. Глядя на бескрайнее южное небо, мужчина достал из полуоторванного кармана тонких льняных брюк телефон и позвонил Элиз, с которой расстался накануне…

Проснулся Макс уже в самом лучшем номере единственного на весь город трёхзвёздочного отеля, под антимузыкальное пение своей бывшей. Она поправляла на безымянном пальце помолвочное кольцо и сияла от счастья, а он поклялся больше никогда не пить… и не верить в любовь.

– Всего несколько часов, – как мантру проговорил Макс, глядя на падающий снег, – несколько часов…

***

– Проходите сюда, – радушно пригласила бабушка Макса Жаклин Вебер, поправляя замысловатую причёску. – С некоторых пор – моя любимая комната.

Съёмочная группа вошла в стеклянные двери, обрамлённые белёным деревом, и рассредоточились по локации. Адель огляделась. Комната оказалась очень светлой и уютной. Высокие потолки и окна в пол, камин, с весело потрескивавшими в нём дровами, небольшой шахматный столик и два мягких кресла перед ним. Взгляд уткнулся в огромную ёлку, мерцавшую огнями гирлянд. На ветвях висели невероятной красоты игрушки. Адель невольно сделала несколько шагов к праздничному дереву.

– Моя гордость, – произнёс слегка скрипучий голос Жаклин за спиной.

– Ручная работа? – поинтересовалась Адель, глядя на миниатюрную пожилую женщину.

– Стоила мне десяти лет кропотливого труда, – с улыбкой кивнула она.

– Вы сделали их сами? Потрясающе…

В комнату влетел месье Жубер, и работа закипела. Адель старалась не особенно следить за ходом съёмок, но взгляд то и дело возвращался к Максимилиану. Вот он подкинул вверх маленькую пятилетнюю хохотушку – свою племянницу. Вот задумчиво встал у камина. Гордый волевой профиль, взгляд устремлён в окно. «Позёр», – фыркнула Адель и в очередной раз уткнулась в лист с вопросами, которые набросала накануне. Главное, задать их побольше в самое короткое время. Когда она окажется в своей уютной захламлённой квартирке, натянет любимые безразмерные вещи и прижмёт к боку пушистую нахалку, статья напишется сама собой. А там – премия, внеплановый отпуск и лучший отель Милана, в качестве бонуса к Рождеству.