Из ванной Алиса вышла сама, переодетая в пижаму и чистая. Мэй усадила ее за стол и наложила полную тарелку, всего понемногу. Такие же тарелки она поставила перед Сергеем и Олей, самой есть не хотелось.

– Тебе кофе сварить? – предложил Сергей, уверенно рыскавший по шкафам.

– Да, черный и без сахара. Позвонил психиатру?

– Да, скоро будет. Я ей вкратце рассказал, без подробностей – это как раз ее профиль.

– Какой профиль?

– Любимый: шизофрения, осложненная параноидальным возбуждением, переходящим в кататонический ступор. Или как-то так, она собирает материал для диссертации, – Сергей поставил турку на плиту.

– Пусть ко мне не лезет, а то укушу, – прорычала Мэй. – Так, девочки, а вы чего не едите? Ну-ка, сами, не пороть же мне вас. И ты быстро сел, с кофеем я сама справлюсь.

– Не смею ослушаться, моя госпожа, – Сергей сел и с аппетитом стал есть мясо с рисом.

Мэй погрозила Оле и Алисе, девушки стали медленно работать вилкой, постепенно оживая. Еда успокаивала, оживляла, подчиняя измученные тела и души самому древнему инстинкту – желанию жить. Глядя на них, Мэй положила себе острого салата и рис с мясом, Сергей заботливо освободил стол, убрав пустые контейнеры. Запахло кофе, и Мэй поняла, как же ей хочется спать, не хватало еще отключиться прямо здесь, как Юле.

Мэй проснулась в машине, и так было уже не в первый раз. На заднем сиденье ее ждала подушка в чистой наволочке, тонкий плед и простынь. У нее было три «походных набора», которые Мэй стирала и гладила не реже одного раза в месяц, понимая, что у нее большие проблемы, которые стоило бы разобрать с психотерапевтом или сразу сдаться психиатру. Поэтому она ни за что бы не пошла к ним – раз понимает, значит, справится сама. Современное общество называет подобную уверенность вредным заблуждением, Мэй выбрала для себя запыленный и истертый термин «перетерпеть». Чем больше она думала о своей жизни, вырываясь на полчаса или час, не больше, в сутки от дел и забот, связанных с рестораном, квартирой, налоговой и прочими наслаждениями, тем больше отмечала, что ничего, кроме терпения, в жизни и не осталось.

В машине уютно и прохладно, но не холодно. Немного пахнет едой, ее рестораном, и от запаха блюд, кухни и той жизни, которую притягивает к себе ресторан, тепло на душе и не так одиноко. Не зря она выбрала эту машину, подобрала под себя, взамен слишком постаревшей, но надежной подруги шестой Мазды, которая служила верой и правдой до полного истирания. Она забывала о ремонте, о техобслуживании, забывала и о себе, уходя в работу, копя деньги сначала на квартиру, потом на собственный бизнес. Так и вся молодость прошла, и у нее есть все, что она хотела, о чем мечтала: собственное жилье, только ее, в которое она может пускать или не пускать, без влияния родных и друзей, которых и не было, надежная и красивая машина и свой ресторан, такой, о каком она мечтала. Не было в этом только нее – простой и открытой девочки, любившей всех и доверявшей всем. Она умерла или не умерла, но спряталась куда-то… от страха, от непонимания подлости и лицемерия, от тех, кого она любила, кому верила. И вот сегодня ночью девочка подошла ближе и с интересом посмотрела в щелку старой двери, ведущей из подвала на свет.

Еще слишком рано, домой ехать уже поздно, идти в ресторан рано. Она припарковалась неподалеку, в спящем дворе, с трудом втиснувшись между огромными паркетниками, и зачем в городе такие огромные машины, напичканные электроникой, датчиками, помощниками, способные самостоятельно найти место парковки и встать ровно, но все равно стоящие немного по диагонали, занимая у соседнего места чуть меньше половины чужого пространства. Мэй наперед знала, кто владелец этого монстра, каким он взглядом будет смотреть на нее, пытаясь показать свой статус, выпятить чахлую грудку ничтожества, пускай и подкаченную и нажратую спортивным питанием. Сущность ничтожества не может спрятаться за одеждой, новым телом или корочкой – она всегда впереди человека, она его хозяйка и ведет своего раба, как собачонку.