Этот репейник богатое воображение Коленьки быстро превратило в драконов, с которыми, конечно же, надо было сразиться. Живший во дворе бабушкиного дома строительный подрядчик, имевший где-то свои мастерские, подарил пятилетнему рыцарю меч – деревянный, выкрашенный под медь. Этим мечом маленький Коля лихо рубил головы «драконам» – большим репейникам, заполонившим бабушкин сад…

Запомнился будущему художнику и образ дедушки по отцу, жившего вместе со всей семьей Рерихов. Как уже говорилось, он прожил до 104 лет, несмотря на пристрастие к постоянному курению. В кабинете у дедушки было много занятных вещей: от старинных картин и кресел с фигурами драконов до масонских эмблем и знаков: «Хороши у дедушки часы с длинной музыкой. В шкафах с разноцветными стеклами книги с золотыми корешками. Висят черные картины. Одна, кажется нам, давно висит вверх ногами, но дедушка не любит, чтобы у него что-либо трогали.

Много приятных вещей у дедушки. Красный стол можно вывернуть на десять фигур. Можно перебрать цветные чубуки в высокой стойке. Можно потрогать масонские знаки (не дает надевать) и ширмы со смешными фигурами.

А когда дедушка бывает добрый и нога у него не болит, он откроет правый ящик стола.

Тут уж без конца всяких занятных вещей.

А сам-то дедушка какой миленький! Беленький, беленький! В «гусарском» халатике.

Полюбили мы бегать к дедушке после всяких занятий».[10]

А занятий у маленького Рериха было много, самых разных.

С самого раннего возраста у мальчика обнаружился живейший интерес к истории родной страны. Художник вспоминал уже на склоне лет, в 1940 году: «В нашей изварской библиотеке была серия стареньких книжечек о том, как стала быть Земля Русская. От самых ранних лет, от начала грамоты, полюбились эти рассказы. В них были затронуты интересные, трогательные темы. Про Святослава, про изгоя Ростислава, про королеву Ингегерду, про Кукейнос – последний русский оплот против ливонских рыцарей. Было и про Ледовое побоище, и про Ольгу с древлянами, и про Ярослава, и про Бориса и Глеба, про Святополка Окаянного. Конечно, была и битва при Калке, и пересказ «Слова о полку Игореве», была и Куликовская битва, и напутствие Сергия, Пересвет и Ослябя. Были и Минин с Пожарским, были и Петр, и Суворов, и Кутузов… Повести были собраны занимательно, но с верным изложением исторической правды».[11]

Через всю жизнь пронесет художник особую, проявившуюся уже в раннем детстве любовь к образам героев и к понятиям героизма и подвига…

Помимо истории и археологии Николая с самого детства влекла к себе музыка. Художник вспоминал: «Одна из первых радостей была в музыке. Приходил к нам старенький слепой настройщик. Приводила его внучка. После настройки рояля он всегда что-нибудь играл. Рояль был хороший – Блютнер с надписью Лешетицкого. Слепой настройщик, должно быть, был отличным музыкантом, и игра его запомнилась.

Бывало, ждешь не дождешься, когда кончится настройка. Как бы не помешал кто долгожданной игре. Гостиная была голубая, на стене Канченджанга. Теперь знаю, что именно эта любимая гора была в розовом закате. Слепой играл что-то очень хорошее. Было удивительно, что слепой играет…

Потом – «Руслан и Людмила» и «Жизнь за царя» в Большом театре. Балеты: «Роксана», «Баядерка», «Дочь Фараона», Корсар»… Казалось, что музыканты играют по золотым нотам.

<…> Итальянская опера нравилась меньше. Мазини, Патти не поражали. «Риголетто», «Травиата», «Лючия» – что-то в них было чуждое. «Аида» и «Африканка» были ближе. Хор африканцев, певший почему-то о Браме и Вишну, был подобран на рояле. Впрочем, играть днем рядом с кабинетом отца не разрешалось.