Николаевская Академия Генерального штаба

По версии польской автобиографии историка Габриеля Бржека (Gabriel Brzek), Пржевальский перечислил все свои заслуги, однако, якобы, не указал, что имел в числе покровителей различных высокопоставленных лиц. В том числе одного из них – родственника по линии матери Военного министра Д. А. Милютина[45]. (Данное предположение имеется только в одном этом источнике и вероятно ошибочно. – Прим. моё).

27 декабря 1861 г. его зачислили в Николаевскую Академию Генерального штаба «для образования в высших военных науках». Он вспоминал: «Я был зачислен в состав офицеров Генерального штаба, несмотря на моё польское происхождение»[46]. «Среди поступивших в академию слушателей, Пржевальский обращал на себя внимание. Он был высокого роста, хорошо сложен, симпатичен по наружности и несколько нервный. Прядь белых волос в верхней части виска при общей смуглости лица и черных волосах привлекала на себя невольное внимание»[47].

Первое время он не имел средств. Поэтому безденежье было, отчасти причиною, что Николай Михайлович сторонился товарищей, держал себя особняком и ни к какому кругу, на которые обыкновенно разбиваются слушатели академии, не принадлежал.

Офицеры Николаевской академии на занятиях

Лекции он посещал аккуратно и в свободное время много читал, преимущественно сочинения исторические и по естественным наукам, а чисто военными предметами занимался формально, не имея к ним ни малейшего влечения. Обладая отличной памятью, он был уверен, что с лёгкостью сдаст экзамен удовлетворительно по литографированным запискам профессоров[48] так и случилось.

В процессе учёбы у слушателей Академии формировались свои круги общения, а отсюда у каждого свои убеждений и отнюдь не одинаковые, несмотря на то, что все офицеры были связаны одной нитью – «Присягой на верность Отечеству».

После поражения в Крымской войне власть искала выход из создавшегося тупикового положения в Армии, пытаясь провести в ней реформы. 19 февраля 1861 году было отменено крепостное право. Однако это мало, что изменило в армейской среде. В конце 1861 года военный министр Сухозанет получил назначение в Польшу, а 9 ноября 1861 года на пост военного министра был назначен Милютин Дмитрий Алексеевич, призванный провести коренные реформы в военном ведомстве.

Но не всё шло так гладко даже в Академии Генштаба, где служили кадровые офицеры-дворяне. Многие генералы, особенно иностранцы, видели суть поддержания дисциплины в военной среде, прежде всего, при помощи применения телесных наказаний, забывая, что в ней служат люди, умеющие сохранять личное достоинство.

Секли военных с детства. Кадетского корпуса даже в шутку называли – «закрытую казённую фабрику для выделки детей по правительственному шаблону». Система свирепого устрашения лежала в основе корпусной педагогики. Одному из таких заведений в своё время Николай I подарил целую рощу – «на розги», как выразился сам царь. В корпусе, где учился генерал Венюков, было проще, и он писал:

«На розги начальство находило нужным вычитать по пяти рублей с каждого окончившего воспитание юноши» – вспоминал он. Немудрено, что многие воспитанники выходили из корпуса нравственными калеками или потом, достигнув чинов, «лежали брёвнами на дороге умственного, нравственного и политического развития России».

Военный историк, генерал-лейтенант Н. Ф. Дубровин описывает армейскую жизнь тех времён:

«Командир полка или ротный были, в сущности, помещики своей части… и, смотря на солдат как на своих крестьян, считали себя вправе распоряжаться ими, как своею вещью и собственностью… Солдат в глазах тогдашних офицеров был тот же крестьянин, над которым они имели власть жизни и смерти. Это понятие так всосалось в плоть и кровь офицеров, что жестокое обращение с солдатом не считалось предосудительным»