По его словам, «розог мне немало досталось в ранней юности, потому что я был препорядочный сорванец» (Пржевальский, 1888а, с. 530). Сказано это было без какого-либо осуждения розог; более того, наказание ими за проступки Николай Михайлович считал «правым делом».

На первый взгляд кажется странным, что свободолюбивый человек столь спокойно относился к «средневековому наказанию». Но, может быть, он, как и один из героев любимой книги «Барчуки» Петр, демонстрировал всем, «что у него все железное, что ему не больно от розог; мы ему почти верили, потому что он никогда не кричал под розгами, а только как-то глухо рычал. Его секли довольно часто, а за молчанье еще поворачивали розги другим концом, то есть корнями, что несравненно больнее». Розги не испортили отношения матери и сына ни в книге «Барчуки», ни в жизни Николая Пржевальского.

Неизвестно, какие конкретные советы давала Елена Алексеевна Николаю; скорее всего, она воспитывала его личным примером, будучи справедливой, честной, упорной и настойчивой в достижении цели.

«Она вела дело отлично и была известна своей справедливостью» (Дубровин, 1890, с. 10). Вероятно, от матери путешественник усвоил, что нет ничего важнее справедливости. Николай Михайлович говорил: «Я знаю один народ – человечество и один закон – справедливость».

Ранее, разочаровавшись в воинской службе, он писал матери (в 1857?): «Я невольно задавал себе вопрос: где же нравственное совершенство человека, где бескорыстие и благородство его поступков, где те высокие идеалы, перед которыми я привык благоговеть с детства? [выделено нами. – Авт.]» (Дубровин, 1890, с. 39).

В конце жизни Н. М. Пржевальский по-прежнему ставил во главу угла справедливость и честность. В инструкции, которую перед последним путешествием Николай Михайлович дал своему управляющему, он писал: «Во всех сношениях с крестьянами никакие заискивания не допускаются. Жертвуйте всегда денежными интересами в пользу власти, но всегда поступайте справедливо и честно» (Дубровин, 1890, с. 595).

«Дом свой и хозяйство Елена Алексеевна содержала в порядке и, не имея других средств, кроме доходов с имения, жила очень тихо и скромно. В семье [будучи замужем с 1854 г. за Иваном Демьяновичем Толпыго – Авт.] имела решающий голос» (Дубровин, 1890, с. 9–10).

С конца 1860-х годов Елена Алексеевна только на летний период выезжала в свое имение Отрадное. В остальное время она жила в доме мужа И. Д. Толпыго на Спасской улице[35], 14, на противоположной стороне от Спасо-Преображенской церкви (Спасская улица, 13) (см. цв. вклейку).

Дом стоял на обрыве Георгиевского ручья. Недалеко от дома, в одном из зданий Авраамиевского монастыря, была духовная семинария[36].

«У нас кроме семинаристов никто не ходит, а что веселей, увидишь человека». Елена Алексеевна Толпыго, 10 октября 1875 г.[37]

После смерти Елены Алексеевны Иван Демьянович Толпыго продал дом. «Папаша продал весной 1879 г. свой дом в Смоленске за 4000 рублей и купил себе другой, маленький на Егорьевской улице, 18, за 900 рублей. Прежний дом стоял на обрыве. Этот дом купил Мороз». Письмо Николая Толпыго, 1 августа 1880 г.[38]