– Как?.. – не оборачиваясь, спросил извозчик.

– Нормально. Ты не гони, Гришка. Ночью городовые крепко бдят службу. Заподозрят неладное, остановят. Езжай как обычно, будто пьяного мужика от любовницы везешь. А тому торопиться некуда. Он свое получил.

Извозчик сбавил ход, через полчаса остановился у булочной, повернулся и спросил:

– Может, к дому подвезти?

– Не надо, дойду. Ты не рисуйся тут, езжай домой. До квартиры я доберусь.

– Не могу. Виктор Ильич приказал отвезти его. Значит, мне надо ждать в указанном месте.

Волков забрал саквояж, прошел к дому, поднялся на второй этаж. На чердаке он добрался до укромного места, там переоделся, бросил старый костюм за ящик и уложил пачку денег в тайник.

Потом Федор спустился на площадку второго этажа. Он стряхнул пыль, которая кое-где испачкала костюм, протер саквояж и постучал в дверь.

Она тут же открылась. На пороге стоял бледный Якубовский.

– Ну и что, Федор?

– Может, все-таки в хату впустишь?

– Да, конечно, извини, проходи.

– Чего боишься?

– Нет, это не страх, а нервы. Ну и что? – повторил он свой вопрос.

Федор поднял саквояж.

– Все хорошо, Леня. Вот они, денежки господина Васильева.

– Ну и хорошо, ну и славненько. Ты проходи, Виктор Ильич ждет.

Волков зашел в комнату. Там за столом сидел руководитель местного отделения революционной партии, курил дорогую папиросу, пил кофе. Одет он был скромно, как банковский служащий средней руки.

Волков поставил саквояж на стол.

– Вот, товарищ Курилов, это то, что я должен был забрать из сейфа купца Васильева.

– Там все? – Курилов прищурил глаза.

– Обижаете, Виктор Ильич. Я никогда не был крысой, ворующей у своих товарищей.

Курилов улыбнулся:

– Не обижайся, Федор, верю.

Он открыл саквояж, посмотрел внутрь, защелкнул его, указал на стул и предложил:

– Да ты присаживайся, Федор, кофе выпей.

– У меня есть кое-что получше. – Убийца достал из кармана бутылку, взятую из шкафа в кухне Васильева.

– Зачем ты это сделал?

– Что? Забрал бутылку? Так ее все одно полиция прикарманила бы.

– Я же запретил тебе брать лишнее!

– Да? Это когда же? Что-то не помню, а память у меня, Виктор Ильич, хорошая.

– Ладно, возможно, не предупреждал, но сам-то мог догадаться?

– А я не рыскал по хате, не взял ничего, что открыто лежало. А там, кстати, было чем поживиться.

– Но бутылка?

– А что бутылка? Здесь водка кончилась, самогона Леонид Владимирович купить не мог. Мне же надо снять напряжение. Все же пришлось пятерых кончать, в том числе женщину и мальчонку.

– Хорошо, согласен. Выпей, но пустую бутылку в мусорный бак не бросай.

– Конечно, я все понимаю, этикетку в воде сниму, а бутылку расколочу на мелкие части да в сортир спущу.

– Ладно, Федор, снимай стресс и рассказывай, как и что делал. В подробностях.

– А то, что ночь на дворе, вас не смущает?

– Нет. Я могу обходиться без сна несколько суток. Научился в тюрьме.

– Вы сидели? – удивился Волков.

– А ты думал, я всю жизнь провел в апартаментах? Нет, Федор, я прошел через такое, что тебе и не снилось. Но ближе к делу.

Волков открыл бутылку, и комната наполнилась горьковатым ароматом. Он налил темно-коричневую, почти черную жидкость в граненый стакан, выпил в три глотка, закусил огурцом, поданным ему Якубовским.

– Кто ж так пьет коньяк пятидесятилетней выдержки, Федор?

– А чего? Самогон, который покупает Леонид, лучше. Этот коньяк горчит и немного плесенью отдает.

– Да-да, – заявил Курилов. – Самогон, конечно, лучше коньяка стоимостью сто пятьдесят рублей.

– Сколько? – удивился Федор.

– И это если еще найдешь. А ты сей благородный напиток в граненый стакан!..

– Сто пятьдесят рублей? – продолжал удивляться Федор. – Это сколько же за такие деньги можно самогона купить? А, Леонид?