– Если что-то понадобится, я живу на Беркли-сквер, – пробормотал он. – Можете не беспокоиться – пока она со мной, она в безопасности. Даю вам слово.
– О Боже! – только и смогла воскликнуть Памела двумя часами позже. Набросив на себя свободный утренний пеньюар, она спустилась в гостиную – и теперь расхаживала взад-вперед перед камином. Полы пеньюара с легким шуршанием обвивались вокруг ее ног при каждом резком движении, но она этого не замечала. – Наверху?! Дочь графа де Валиньи, ты сказал?
– Сплошное безумие, конечно. Можешь не говорить – я сам это знаю, – проворчал Ротуэлл, сидя в кресле за чайным столиком.
Памела перестала метаться из угла в угол. Нахмурившись, она остановилась и бросила на него недоуменный взгляд.
– С кем поведешься, Киран, от того и наберешься. – Банальная, до дыр затертая поговорка, даже не упрек, а лишь намек на него – все, что позволила себе графиня Шарп в адрес любимого кузена.
Барон воздел руки к небу.
– Я и не думаю обманывать себя, Памела, – вздохнул он. – Мне заранее известно, что станут обо мне говорить. Мы с Валиньи частенько играли и пили вместе и вместе таскались по шлю… в общем, разными способами прожигали жизнь, что не делает чести ни одному из нас – и так продолжалось довольно долго. В какой-то степени это бросает тень и на нее, – угрюмо добавил он.
Памела снова прошлась по комнате, потом придвинула к себе кресло и уселась рядом с бароном.
– Мы не имеем права осуждать эту девушку только потому, что ей не повезло с отцом, – твердо сказала она. – Думаю, мы даже не можем вообразить тот ад, в котором пришлось ей жить, – сухо добавила она, подливая ему кофе. – Точно так же, как я не собираюсь осуждать тебя лишь потому, что у тебя не совсем… м-м-м… подходящие друзья.
– А я никогда и не считал Валиньи своим другом, – резко бросил Ротуэлл. – Что же до того, чтобы кого-то судить… Поздно, Памела, дело сделано. Именно поэтому я и привез ее к тебе.
– А все-таки почему не к Ксантии? – пробормотала леди Шарп.
По губам барона скользнула кривая усмешка. Он терпеть не мог просить об одолжении.
– Потому, дорогая, что ты как сугроб: чиста, как снег, и при этом тебя очень трудно сдвинуть с места. А мадемуазель Маршан – в ее-то положении – едва ли может позволить себе общаться с людьми, на чьей репутации можно обнаружить хоть малейшее пятнышко. Представляешь, если бы я отвез ее на Беркли-сквер? Ее репутация погибла бы окончательно.
– Совершенно верно, мой дорогой, полностью с тобой согласна! – согласилась леди Шарп, вскочив с кресла. – Итак, что мы можем сделать? Остается только уповать на то, что та несчастная история с ее матерью уже забыта.
Ротуэлл хрипло рассмеялся.
– Это в лондонском-то свете? Даже не надейся, моя дорогая! В Лондоне слишком любят сплетничать.
– Да, думаю, ты прав. – Памела подняла руку, приставила палеи к щеке, потом задумчиво побарабанила по ней. – А тут еще эти карточные ставки, о которых ты мне рассказал, Киран. Это, знаешь ли, уже ни в какие ворота не лезет! – фыркнула она.
Барон угрюмо потер подбородок.
– Думаешь, я сам не понимаю, Памела? – Он тяжело вздохнул. – Сейчас, днем, все это выглядит совсем в ином свете. Видишь ли, я и сам уже начинаю потихоньку жалеть, что пошел на поводу у Валиньи. Если бы можно было вернуться в прошлое, я бы сразу поставил точку в этом деле.
На губах леди Шарп мелькнула понимающая улыбка.
– Ну, в каком-то смысле именно это ты и сделал, разве нет? – усмехнулась она. – Во всяком случае, ты вырвал бедную девушку из его рук – а это уже немало. Но вот что я хочу тебе сказать, мой дорогой, – эта история с карточной игрой, в которой ставкой была она, не должна никогда выйти за пределы этой комнаты. Надеюсь, хоть это ты понимаешь? Иначе девушка будет навеки опозорена.