– Погоди, – озадаченно говорю я. – А по-твоему что же, женщина за сорок уже не хочет семью? Думаешь, я не хочу семью? Хочу. И может, даже сильнее, чем тридцатилетняя.
Я вижу, что ввела его в замешательство. Какое-то время он раздумывает, словно решает, стоит ли произносить следующие слова.
– Я понимаю. Все верно. На желание создать семью возраст, конечно, не сильно влияет. Но я сейчас конкретно про детей. Все-таки не думаю, что ты планируешь заводить ребенка и потребуешь этого от меня.
– Твоя правда, – скривившись, отвечаю я. – Уже не собираюсь.
– А сколько, кстати, их у тебя? Взрослые? Девчонки, мальчишки? – Он миролюбиво обнимает меня за плечи и притягивает к себе, укрывая сползшим одеялом. Мы так и сидим у стеночки, пялясь в противоположную стену, на которой чернеет широченный экран выключенного телевизора. Я зачем-то мысленно примеряю на свободное пространство пару своих лучших вышивок. Интересно, зачем? Переезжать собралась или просто хочу сделать подарок? И то, и другое глупо.
– У меня нет детей, – глухо отвечаю я, и он замолкает. Машинально гладит меня по плечу. Я чувствую, что непроизвольно вхожу в роль печальной бездетной женщины, да так, что самой становится себя жалко, и встряхиваюсь. – И не волнуйся, я действительно от тебя их не попрошу.
Нужно срочно как-то замять, сгладить этот момент, иначе все порушится. В конце концов, если он сам объявил мне, что не хочет ставить точку…
Я освобождаюсь из его почти дружеских объятий и соскальзываю с кровати, он тут же тянется за мной.
– Ты куда? – испуганно спрашивает он.
– Сейчас вернусь. Раз мы во всем разобрались, я бы хотела скрепить наше соглашение, – шутливым тоном говорю я, и его лицо проясняется. – Сам понимаешь, чем. Но сначала я сбегаю в душ.
Он соскакивает с кровати, хватает меня за руку и привлекает к себе.
– Не пущу, – шепчет он, пока я пытаюсь высвободиться. – Не ходи в душ, пожалуйста! Не смывай… флюиды.
Он почти умоляет, и я хорошо это понимаю. Сама его в душ я точно не пущу. Я не хочу вдыхать химические ароматы и отдушки, мне нравится, как пахнет его тело. Я обещаю, что только сбегаю по-быстрому кое-куда, и наконец он сдается, но провожает меня до двери. И лишь я выхожу из ванной, он подхватывает меня на руки и тащит в постель.
Это совершенно другие, новые ощущения. Мозг не затуманен алкоголем, физическое желание тоже не подогрето этим допингом. Теперь я в здравом уме и трезвой памяти, и меня пугает, как сильно он мне нравится. Правда, вначале я более скована и, конечно же, больше не издаю пьяных криков в стиле «Трахни меня!», но я уже чувствую родство и единение наших тел: они довольно близко познакомились и жаждут слиться снова. Больше не нужно преодолевать барьер стеснения, ведь мы уже все попробовали, и я с легкостью отдаю себя во власть похоти. Наш секс не такой истеричный, как вчера, не такой агрессивный. Сейчас он нежнее. Он связывает не только два тела, но и немного касается души, и бережное, ласковое проникновение уже не повернется язык назвать трахом. Мы занимаемся любовью.
* * *
Мы лежим на сбитой простыне, из-под которой проглядывает блестящий край матраса. Меня переполняет нега и простое человеческое, моментное счастье. Как же быстро у меня снесло крышу. И это не плохо, это чудесно. Лишь бы не разбило так же быстро сердце, не изранило душу.
Я хочу что-то у него спросить и вдруг к своему стыду и ужасу понимаю, что не помню, как его зовут. Вчера это было совершенно не важно и не нужно. Чувствуя, что краска заливает лицо, я даже зажмуриваюсь от стыда и, запинаясь, спрашиваю имя. Его плечи трясутся от смеха.