– Там вода ледяная по берегу из-за родников. А я ледяную воду… Не люблю я ее.

– И питаешься у Феди потому? Сено у него, что-ль вкуснее? – не поднимая глаз, с шуточной издевкой ответила Акулина. Было не ясно, весело ли она шутит, и это высказывание примирительное, или злое ядовитое остроумие.

– Да, эт… Причем здесь… Сено-то… Просто, заодно все, – Игнатий, осекся и разозлился собственной нерешительности. Не зная, что ответить, с накату продолжил начатое: – Я хотел в бане сегодня помыться. Я уж там все загодя приготовил. Но там узлы какие-то, тулупы старые. Смотрю – вроде наши?

Голоса красивого звонкого пения, проплыв над озером, унеслись дальше, вдоль течения Тихой, и там навсегда растаяли в бесконечном летнем эхе. Девки отпели свою песню.

– Наши, – ответила она равнодушно, но помолчав, уточнила: – Я сегодня снесла, к завтрему приготовила. Надо-ть перебрать, да гожее постирать, а не гожее, так и вон… На чердак.

– Так ты, эт… Убери. Я б хоть помылся, весь колюсь, как… – солнце приклонилось к тому берегу озера и неприятно светило в глаза. Запели смешанную плясовую. В ней захрипели и забасили пьяные голоса мужиков, от чего песня, ожидаемая как веселая, звучала грубо и зло.

– Да я б домой уже пошел ночевать, – продолжил Игнатий, стараясь быть убедительным. В его голосе скользнуло сдерживаемое раздражение.

Вынести тулупы в предбанник он мог и сам – дело-то простое. Но, если бы Акуша выполнила просьбу, раз муж просит, то показала бы, что ждет и желает его возвращения. Вот и шагнули бы навстречу друг другу.

Не получив ответа, Игнатий добавил уже без надежды, отчего упрек в его голосе звучал уже явно: – А то совестно, видят же все!

Акулина перевела охладевший взгляд с кошки на красное от закатного солнца озеро. На том берегу пьяные мужики заспорили, песня оборвалась, послышались крики, ругань и возгласы драки. Видать, и мужики отпели свою песню.

– Я их завтра почищу и отстираю. А к вечеру и баню истопишь, – наконец ответила она, спихнула кошку и встала.

– Как завтра? – возмутился Игнатий и вскочил на ноги. – Да ты что же это!? Эт как же так!?

– В озере с мостков помойся, или… как хошь сделай, – ответила Акулина свысока, тем более, что стояла она уже на самом верху ступенек. А там и вовсе ушла в избу, грохнув дверью.

Над берегом, хлопая крыльями, пролетел сыч, пугливо вспискнув на лету.

Игнатий шагнул за нею, поднялся на ступеньки, но остановился, случайно наступив на цветы, оставленные Акулиной. Он долго смотрел на них, не отнимая ноги и что-то сосредоточенно обдумывая. Наконец, махнул рукой и принялся с хладнокровным ожесточением топтать непринятый подарок сапогом, «растирая» цветы с протяжкой, чтоб не осталось ни одного целого кусочка.