Хочешь, скажу – кто гадал?
Я. Хочешь, чтоб никогда я не лгал?
Что хочешь? Всё могу!
Если захочешь – я даже умру…
III Прогулка
Здравствуй, Питер, Невский край!
Let us go then, you and I.
Мы гуляли там и сям,
По центральным площадям.
Не всё ль равно, что тёти говорят в гостиных?
Не всё ль равно, что говорят нам в спины?!
Когда спросил про приглашение:
О! Это чудное преображение!
«Конечно! Это же моё любимое стихотворение!»
Ты засветилась! Улыбалась так,
Что всяк
Слепой прозрел бы, попадись он нам тогда Невском;
Калека б встать нашёл причину эту веской;
А мёртвым не зазорно было б выйти вон с могил,
Если б путь наш мимо кладбищ проходил!
Ты улыбалась так, что Рай поблёк, стал чёрно-белым!
Ведь там бывал, а потому судить могу я смело.
Помню, завидовал тогда тому, кто жив, но отошёл за сцену.
Кому платить? Какую цену?
Куда спуститься мне? Или подняться?
С великими, конечно ж, не сравняться.
Но что мне сделать, что б ты так же думала о них?
О стихах твоих?!
Да… Они без качества, наивные, местами злые,
По большей части все пустые.
Не всё ль равно, что тёти говорят в гостиных?
Не всё ль равно, что говорят?!
Их кровью нацарапать на Кремле,
Чтоб понравились тебе?
Ладно. Начнём сначала.
Что делать, что б ты их хотя бы почитала?
Украсть свидетельства Скрижали?
Где бы ни лежали?
Писать на них,
Что б мил тебе был стих?
И богохульства в этом, право, нет.
Любой вопрос – Его о том же был ответ:
Любовь и прочие дела.
(Ведь так? Память же не подвела?)
Не всё ль равно, что тёти говорят в гостиных?
Не всё ль равно?!
В какой-то миг я помню твой чуть недовольный взгляд!
И плюшевым мне показался ад…
А как же вкусно ела тортик ты!
Порой шутила голосом мечты.
Хотелось целиком кафе купить.
Пить кофе, пить.
Слушать, слышать лишь тебя.
Смотреть, дышать, чашкою звеня.
Постой. Я не безумен.
Вполне разумен.
Быть может, каплей более, чем все вокруг.
Не страшно, если той же каплей менее вдруг.
Каждое словечко взвесил и отмерил,
Прежде чем бумаге я его доверил.
Не всё ль равно, что тёти говорят?!
А самое забавное во всей той встрече,
Поди не было вовек наивней плана в белом свете:
Твоё желание разочаровать меня.
О милое, прекрасное дитя!
(Надеюсь ты простишь сей тон, эпитет и меня)
Неужто думала, что я не вижу для кого? О ком пишу стихи?
Не Пикассо, не Казимир,
Но я попробую и словом нарисую целый мир,
Лишь бы был тебе он нужен!
IV Очередная нетленка
К чему поэт действительно прислушивается
– это к языку, именно язык диктует ему
следующую строчку
И.Бродский
Слушая всё то, что говорила,
Старался, чтоб память ничего не забыла.
А мысли: «Ну как она прелестна!», засим:
«И жизни целой мало, чтоб напиться голосом твоим!»
Расскажи, как ты любишь горячий какао.
И не любишь молочную плёнку на нём.
Кутаясь в плед однажды днём,
Скажи, что рыться в мемах не пристало!
Ты, возможно, мечтаешь…
К примеру, уплыть, как Ассоль,
Забыть горечь и боль.
А о чём говорил Заратустра? – Ты уже знаешь!
Расскажи, как листья шуршат под твоими ногами.
Или, как тонкие льдинки на лужах
Хрустом прощаются с утренней стужей.
А тучки по небу гоняются за облаками.
Ещё расскажи, что мороз, что замерзают ресницы.
Ищут жучков и каркают на улице птицы,
Лошади цокают по мостовой,
Добавь, что не скучно со мной.
Покажи свои книги и старые фотографии.
Позови читать эпитафии.
Это грустно немного, но напомнит, что мы ещё живы.
Улыбнись, когда в тысячный раз я скажу, что красива.
Налепи из чистого снега комочков,
Радуя этим охрану из ангелочков,
Смейся и сделай мишенью.
Замри! Чаруюсь твоей же тенью.
Всем покажу тебя и похвастаюсь.
Руки не мёрзнут? Только скажи и посватаюсь.
Расскажи, что-нибудь о Лакане.
Я же скажу, как страшно на башенном кране.