– Ты думаешь, яйца на деревьях растут?

Ульяна принципиально не пользуется полиэтиленовыми пакетами. На кассе достает триста раз стиранную тряпичную сумку, которую таскает с собой, и закидывает туда свой веганский набор. Продавщица с ярко-красными волосами наблюдает за этим с нескрываемым презрением. В корзинах у людей, стоящих в очереди, в основном пельмени, сардельки, черный хлеб и синюшного вида курятина. Им не до взвешенной экологической позиции.

– Кажется, ты не слишком понравилась той крашеной тетке, – замечаю я, когда мы оказываемся на улице.

– Да все равно. – Ульяна делится, что в ее планах научиться жить без молока, а дальше, по всей видимости, перейти на солнечную энергию.

Я с сомнением смотрю на пешеходов, одетых в кожаные куртки и ботинки. В их пакетах угадываются куриные тушки и упаковки ребрышек, купленные на ужин.

На пороге моей квартиры нас встречает Бритни. Псина радостно вертится, скулит и виляет хвостом.

– Ты ж моя милая собачонка, соскучилась! – Ульяна перерывает холодильник в поисках собачьего корма. А затем отдает ей остатки моей докторской колбасы.

На оконном карнизе, завидев нас, скапливаются голуби. Стучат клювами в стекло, пучат глаза. Прилетать каждое утро их тоже научила Ульяна.

– Ты не думаешь, что такие потрясения, как случились с тобой, хорошая отправная точка для внутренних изменений? – философски интересуется она, открывая упаковку перловой крупы для голубей.

Лямка падает с ее плеча. Аромат сладких сандаловых духов разливается в воздухе.

– Хромого могила исправит, – шучу я.

Но она уже не слушает, треплет собаку по холке:

– Чудище ты лохматое!

Голуби дерутся за окном и бьют друг друга крыльями. Они такие громкие, что приходится кричать Ульяне, чтобы достала чашки из кофейного набора в комнате, потому что в сушилке нет чистых. Но когда я, ковыляя, вхожу – чашек по-прежнему нет: Ульяна сидит и перебирает старые подшивки «Дилэй» на полке.

– Эта твоя Шатунович – просто бомба! – Ульяна листает журнальные страницы с гневными рецензиями.

Я рассказываю ей, что Главный редактор смог выбить грант у Комитета по делам молодежи под эгидой инициативы «Музыка без наркотиков». И это мощный удар по Шатунович. Ее можно только пожалеть.

Теперь мы должны публиковать признания излечившихся торчков.

Писать об Эрике Клэптоне и его Анонимных Алкоголиках.

О программе «12 шагов».

– Забавно. – Ульяна облокачивается на подоконник. – Может, не такая и плохая идея для рок-журнала, разве нет?

– Ага, Комитет по делам молодежи требует перечень музыкантов, умерших от передозировки. Для острастки живых, – прихлебываю я кофе. – «Список смерти», как называет его Кеша Незлобин. А ведь это целая армия артистов. Дружные ряды ушедших на небеса с легкой помощью химических веществ.

Энциклопедия передоза, которую мы должны написать.

И все это ради пары миллионов рублей, которые дадут журналу для покрытия типографских долгов.

Ульяна лишь вздыхает. Она ходит босиком по ковролину, гладит рукой застывшие подтеки краски на подоконнике и двери – следы ее былых художеств. Подходит ко мне. Я убираю прядь с ее лица. У нее чуть раскосые карие глаза и высокие скулы. Если бы не очки, она выглядела бы точь-в-точь как Тони Хэллидэй, вокалистка Curve. Девчонка, с которой не страшно в бою.

– Если хочешь, можешь остаться сегодня.

– Ого! – удивляется она. – Ты же охраняешь свой холостяцкий статус-кво?

Отставив турку в сторону, я наклоняюсь, легонечко щиплю ее губами за мочку уха и сжимаю в объятиях.

Но она отодвигается – «Ногу хочешь доломать?» – и мягко толкает меня на матрас.

– Кстати, резинки у нас есть? – интересуюсь я.