Ника, поморщившись ответила, как в тумане:

– Мы с ним не так долго работаем, но я знаю, что у него была очень хорошая память и он предпочитал не тратить времени на «дрессировку», как он выражался, каких-либо гаджетов.

Ника была препровождена в белый до блеска коридор. Мелькнуло какое-то запоздалое чувство… Странно… Оказалось, что, не смотря на операцию, в реанимации он не нуждался. Удивительно – в коме же человек! Пока она размышляла, куда ей жаловаться на такую врачебную безалаберность, а также, куда сообщать родным Андрея о случившемся – у них ведь знакомство носило совершенно деловой характер, и она не знала о его личной жизни ровно ничего, доктор позвал Нику и сказал, что, если ей хочется посмотреть на больного, у нее есть ровно пять минут.

Вновь неприятно удивившись таким легкомысленным отношением к только что перенесшему операцию, Ника все же направилась в гостеприимно распахнутую дверь палаты. Потоптавшись перед входом, вспомнила не в тему – он всегда пользовался стандартным интернет-браузером, не желая каким-либо образом внедрять в свою жизнь комфорт современных компьютерных технологий.

Переступив порог, она увидела своего сегодняшнего работодателя. Ей стало его очень жаль.

Бледный, с забинтованной, как фронтовик головой, Андрей возлежал на высоко поднятой металлическими обшарпанными гребенками койке. У Ники промелькнуло обычное для нее чувство вины – ведь он же спешил на встречу именно к ней. Может она могла бы предотвратить это, если бы… Да нет, ничего она не могла предотвратить.

В палате горько и остро пахло хлоркой. Для кого-то этот запах ассоциируется с чистотой. Брр. Скорее горло дерет и глаза слезятся от такого запаха – сплошной дискомфорт. Химия же.

Ника подошла к лежащему без движения Андрею. Присела на край койки, глядя на него, как будто через линзы, круглыми глазами полными слез от ужаса и сострадания. Ей непреодолимо захотелось взять Андрея за руку. Рука оказалась прохладной и безвольной. Его глаза были немного приоткрыты. Ника заглянула в черноту его зрачков…

И тут все звуки как-то разом отступили, и она неожиданно ухнула в черноту, как будто ее накрыла тьма египетская. Внезапно тьма рассеялась, и она окунулась в ватную какую-то серую мешанину облачных серых занавесей. Она чувствовала фоновый запах хлора, но он уже не душил ее совершенно. Она словно в другом мире была. Здесь был и Андрей. Но Ника не видела ни его, ни даже собственных рук. Страшно не было. Не было и любопытно. Она была очень сосредоточена. Ника поняла, что ей каким-то образом удалось попасть в то пространство, где находится сознание Андрея. Горело его живое сердце. Желтым и оранжевым горело – все хорошо. И она направилась на этот стук. Он раздавался размеренно, как удары мягкого упругого колокола, покрывая шапкой хрупкого своего ритма весь этот беловато-сероватый кисель вокруг, просачиваясь между его слоями и заполняя все пространство вокруг.

В то же время, Ника с ужасом осознала, что стоит ей сделать незначительное усилие – накрыть пульсирующий желтым и оранжевым источник звука своею волей, сдавить и сейчас такой уверенный и твердый, а на самом-то деле весьма хрупкий, сердечный ритм моментально умолкнет. Андрей умрет мгновенно. Какая же это беспрецедентная власть! У Ники кружилась голова. Восторг и… искушение? Но она здесь для другого.

Ника максимально собралась. Рассеялись неверные занавеси, она увидела Андрея. Он с закрытыми глазами лежал с забинтованной головой. Ника помедлила, чтобы как можно ближе войти в ритм с биением его сердца, чтобы он понял и сделал то, что она ему собиралась приказать.