Прямо напротив него, за паутиной расколотого ветрового стекла, выступая из синей ночной темноте, издевательски рассыпая редкие искры, через неравные промежутки времени, виднелся покосившийся фонарный столб. Он выходил точно из середины пробитого бампера, кренился вперед, открывая хромированный вверх двигателя, напоминавший теперь умолкшее мертвое сердце. В паутине проводов запутались прозрачные осколки, вперемешку с металлом и пластмассой – передняя часть машины была смята, как картонная коробка в безобразную гармошку, оскалившуюся рваным железом и битым стеклом. Одно из колес, слетевшее с оси, лежало немного в стороне, серебрясь в лунном свете. Эрвин отчетливо видел его со своего места, тщетно пытаясь осознать, какой силы был удар, и каким образом ему удалось выжить.

Он справился с дрожью, пересилил боль, и попытался сдвинуться с места, стараясь добраться до покореженной от столкновения двери. Кажется, на счастье, ее не заклинило, и он смог распахнуть ее одним ударом ноги, а после привалился плечом, выпадая на холодный, засыпанный стеклянный крошевом бетон. Уж лучше быть здесь, под открытым небом, прямо на земле, чем в том железном гробу. Он со стоном перекатился на спину, прижал больную руку к груди, и замер.

Безоблачный хрустальный свод наблюдал за ним с безразличием и тоской. Мертвая луна, похожая на чеканную монету, казалось такой огромной, что он мог провести по ней пальцами. Эрвин прошептал проклятие, восстановил дыхание и рывком, сел, опираясь свободной ладонью в пыль позади.

С этого ракурса картина была еще более мрачной. Его старенький мерседес превратился в груду покореженного металла, фонарный столб, словно любопытный зевака, заглядывал внутрь салона, грозя вот-вот рухнуть прямо на крышу. Словно в довершение печального наброска, сзади сиротливо подмигивал аварийный сигнал, придавая машине совсем уж траурный вид. Эрвин потряс головой, не в силах верить и собственным глазам, и собственному счастью – выйти живым, и почти целым, из такой мясорубки, удивительное явление. Ему невероятно повезло.

Но где же полиция, медики, спасатели? Неужели никто не обратил на аварию никакого внимания? Он попытался повернуться, чтобы оглядеться вокруг, но шея отдалась тупой болью. Нужно встать на ноги, убедиться, что на теле нет других серьезных повреждений, а уж потом решать, что делать дальше.

«Не время поддаваться панике, – подсказал внутренний голос, о существовании которого Эрвин уже успел позабыть, – Нужно найти людей, телефон, медиков. Сколько ты будешь еще валяться на земле, вместо того, чтобы действовать?»

Эрвин не ответил, подтянул к себе ноги и с проклятием, попытался встать. Ноги плохо держали его, поэтому пришлось опираться о борт покореженного автомобиля, чтобы не упасть снова. Колено прострелила острая боль, но в сравнении с поврежденной рукой, она казалась мизерной, почти незаметной. Он выдохнул, выпрямился, расправил плечи. Могло быть и хуже. Вон тот острый осколок металла, например, прошедший над водительским креслом, мог так же легко пройти через горло, через рот, или грудь – все зависело только от того, в какую сторону подбросило бы его тело при столкновении с этим проклятым фонарным столбом.

«Фонарный столб, – подумал Эрвин, все еще с трудом соображая, – Фонарный столб, с которым я столкнулся после того, как не справился с управлением. Но, откуда здесь фонарный столб? Откуда фонарный столб может вырасти посреди трассы?»

Он повел головой, охватывая взглядом ночную серебристую дорогу, недоверчиво хмыкнул, затем закрыл глаза, подождал несколько мгновений, ожидая, что морок отступит, и посмотрел снова. Картина не изменилась, видение не пропало, и мгла не рассеялась.