– Братья и сестры! – Из-под пурпурной вуали послышался слабый беспокойный голос. – Обратите же взгляды на запад, к Его темнице и обиталищу, и смиренно покайтесь. Слушайте то, что я говорю вам, ибо моими устами говорит Он – Бог из Монолита! Не я вызвался быть Его воплощением, но сам Он избрал меня нести эту тяжкую ношу. Вспомните, братья и сестры, о тумане, тьме и молчской беде, что ниспосланы нам за все прегрешения, вольные и невольные. Вспомните же! Обратите взгляды к западу! И смиренно покайтесь! Так говорю вам я, уста и десница Бога из Монолита!

Все послушно повернули голову и уставились в небо – куда им было указано. Вдали, из тумана, все так же – и пока молчаливо – выступали неясные очертания стальной громады. Только Нолль все продолжал смотреть на ворота, изучая трех служителей, что стояли у Верховного жреца за спиной.

Первый из них был высоким, второй – низковатым и полным, а третий – совсем ребенком. «Похоже, того возраста, что и тот мальчик, вязавший венки, – подумал Нолль. – Может быть, он и есть». У всех троих лица были скрыты красными вуалями.

Монолит прогремел, и где-то чуть позади над переулками пронеслись с десяток крыс с горящими хвостами.

– Быстро на этот раз! – радостно прошептала первая женщина, когда раскаты умолкли.

Вторая быстро кивнула.

– Да. Тогда-то чуть не до обеда ждали. Ну, готовься, сейчас пойдут собирать.

– Бог из Монолита одобрил жертву его преданных слуг! – возвестил отец-настоятель и указал на трех служителей – те как раз выступили вперед. – Отдайте же ваши дары этим трем братьям! Завтра, в день перед полнолунием, они спустятся в Нижний город и вверят ваши дары нуждающимся. Так ваши просьбы будут услышаны, а грехи прощены!

– Я брат дай-Ерми´н! – хриплым басом представился низковатый и полный служитель. – Со мной ваши дары будут в целости и сохранности.

– Я брат дай-Сив! – раздался звонкий голос высокого. – Не доверяйте брату Ермину, он в лучшем случае отдаст половину!

Толстый служитель обернулся и что-то прикрикнул, глядя на высокого. В толпе раздалось ворчание, в нем потерялся чей-то одинокий смешок.

«Вот и он, Святоша Сив», – подумал Нолль и, расталкивая людей, стал пробираться к передним рядам.

Верховный жрец морщинистой рукой ухватил высокого служителя под локоть и возвестил:

– Богу из Монолита известно, что в тяжелый век тьмы и тумана нет лучше лекарства от страха, чем искренний смех! Посмеемся же вместе, ведь это не больше чем шутка нашего остроумного брата!

В толпе принужденно рассмеялись. Брат дай-Ермин уже пошел вдоль рядов, собирая подношения. Каждый даритель склонялся к уху полного служителя и что-то шептал. Брат дай-Ермин быстро кивал и шептал что-то в ответ.

Когда отец-настоятель отпустил локоть Сива, тот тоже пошел по рядам. Раздался тонкий голос младшего из служителей:

– Я брат дай-Люкá… Со мной ваши дары будут в целости и сохранности.

Верховный жрец погладил мальчика по спине и посмотрел ему вслед. Голова дай-Есчё тряслась под черной вуалью. Мальчик, неуверенно выйдя на улицу, тоже стал принимать дары.

Нолль уже прошел вперед. Он почти добрался до Сива, когда между ними протиснулась та женщина с тюком. Она гневно взглянула на Иноя и зашептала высокому служителю на ухо – спешным, громким, сбивчивым шепотом:

– Смиренно прошу Бога из Монолита в честь моего подаяния для несчастных внизу: сделай так, чтобы муж мой, Хухор, не упустил случая поговорить с начальником Помойного двора и получить продвижение по службе!

Сив закашлялся. Когда он склонился к женщине, его голос чуть не дрожал от смеха:

– Если на то будет воля Бога из Монолита, то это свершится! – И тут же добавил: – Но я бы на вашем месте не сильно рассчитывал. Ведь Бога-то нет.