– Мама, это кто? Я не узнала по голосу.

И та отвечает подробно, что это – молодой человек из третьего подъезда, очень вежливый, и надо бы его познакомить с Надечкой. И они начинают строить планы, говорит всё больше бабушка Октябрина, а Надина мать поддакивает ей вполне согласно. Все планы, все надежды у них всегда были связаны с ней, с Надеждой. И почти все их планы сбылись: они хотели её вырастить здоровенькой – вырастили; хотели её одеть – одели; хотели дать образование – дали.

Теперь в своём жалком положении умирающей Надя Кузнецова со злостью думала, что вся деятельность бабушки была ненужной и даже для неё, для Нади, смертельно опасной. Проведя день в затхлом особняке педучилища, прозванного кем-то «петушилищем», Надя возвращалась домой. Квартира, часто белёная, крашеная, со всегда свежими обоями на стенах, сияла чистотой. Надо сказать, что Октябрина Игнатьевна – и это знали в доме все, и даже были попытки нанять её, – славилась умением делать быстрые гигиенические ремонты, не говоря об ежедневных уборках. «Пол должен быть чистым, как стол» – вот её девиз, что касается чистоты в квартире. А потому все остальные жильцы прижимали уши, когда Октябрина Игнатьевна разражалась громкой речью против грязи и мусора, и со страху давно выбрали её старшей по подъезду. Что жильцы! Начальство ЖЭКа впадало в тихую панику, только завидев на пороге конторы Надину бабушку, потому-то и был отремонтирован их, единственный подъезд из пяти имеющихся! А каково было ей, внучке! Теперь в своём бреду думала: до чего она была несчастной!

Придя из педучилища (называла презрительно «петушилищем»), она садилась дома на кухне у окна, из которого был виден по тёплой поре прекрасный, редкостной красоты цветничок. Поедала всё: котлеты, голубцы, пирожки, пончики, тефтели, пирожные, словом, всё, что нынче наготовила бабушка. Запивала: компотом, киселём, соком, свеженадавленным бабушкой из яблок, из моркови, из апельсинов, почти из всего, что есть хорошего в продаже. Затем валялась на тахте, глядя, как тянут цветы свои головки прямо к ним на первый этаж. Потом шла к себе в комнату, одну из двух в квартире, убранную бабушкой так, что назвать её можно было не иначе как «светёлкой», так и стали звать. Бабушка сама сказала первая: «Возьми в этой, как её, – некоторые слова она стала забывать, – в… светёлке!» И они рассмеялись. Бабушка и внучка – громко, напористо, а слепая женщина – тонко, осторожно. Надя любовалась маками, астрами и прочими цветами, выращенными за толстой колючей проволокой бабушкой. Зная об этой проволоке, но того больше об умении Октябрины Игнатьевны громко и впечатляюще доказывать свою правоту и сочинять письма в любые вышестоящие инстанции, никто за всё лето и не пытался сорвать хотя бы один цветок. Потому-то и был украшением двора их прекрасный палисадник! Отдохнув взором на цветочках, Надя принималась за учебники… Приходила из очередного магазинного похода бабушка, тяжело вкатывая через порог сумку-тележку с продуктами, сбрасывая с ног, уставших и затёкших, разношенные туфли, топала, шумно отдуваясь, на кухню:

– Тёртую морковь ела?

– Где? Не нашла.

– Ты что, мать, разума лишилась: в холодильнике на третьей полке. Принести?

– Не-си…

Тарелка оказывалась на столе. И Надечка, вяло запуская в неё ложку, методично-сладостно глотала эту очень сильно измельчённую, практически бесплотную массу, продолжая искать ответы заданных задачек. К девятнадцати годам Надежда Кузнецова выросла в здоровую, чуть толстоватую, белую, крестьянского типа девушку с крыжовниковыми спокойно-безразличными глазами. Училище она закончила с красным дипломом. Все считали, что у неё были для этого идеальные условия. Большинство учившихся в этом училище были приезжими из сёл, деревень; они ютились по общежитиям и частным углам. Жили они на одну лишь мизерную стипешку, которую Надя привыкла тратить на мороженое и дорогие конфеты, а также на мелкие, но приятные вещицы, заходя в магазин «Подарки» или «Художественный салон», покупая там что-нибудь для себя, впрочем, делая и маленькие подарочки маме и бабушке. На жизнь у Нади было. Бабушка Октябрина Игнатьевна заработала большую пенсию. Для себя и для Надиной мамы она не покупала обновок. Они обе довольствовались старым, переделанным и перешитым.