Я помню, отец Владимир Лапшин, настоятель  церкви в Газетном переулке, где меня крестили, сказал тогда: «Очень важно понимать, что крещение – таинство, которое совершается однажды и на всю жизнь. Сделав этот шаг, вернуться назад нельзя. Можно стать священником и сложить с себя сан, можно выйти замуж и развестись, но раскреститься – нельзя!» Не знаю почему, но именно эта фраза так сильно врезалась в мою память. Может, дело в том, что я до сих пор не могу взять в толк, как священник может признавать развод? Ну да чёрт с ним, с крещением.

Как говорил ковбой Мальборо, со мной вы Бога не встретите.

Веру я утратил лет в пятнадцать, но об этом позднее.

Расскажу лучше немного о своём детстве.

Несмотря на то, что оно проходило в 90-е годы, в социалистической бедности при капиталистических возможностях, детство было счастливое. Мы с бабушкой ходили гулять в Нескучный сад, ездили в центр на 62-м троллейбусе. Мы часто гуляли по Зарядью, Гоголевскому и Никитскому бульварам, Большой Никитской улице, Кисловским переулкам, Тверской и пешеходным переулкам (Столешникову и Камергерскому). А ещё мы очень любили Арбат и иногда заходили к дяде Грише, который году в 97-м вернулся в Москву и жил в Большом Девятинском переулке.

Когда мне было четыре года, дядя Гриша отвёл меня в детский сад на Ленинском – недалеко от нашего дома. Ему нужно было уезжать на съёмки, потому он привёл меня, едва только детсад открылся, часов в семь – ей-богу. Кроме меня и уставшей, заспанной воспитательницы, никого не было. Я начал осматриваться: в общем, обычный детский сад – именно так я его себе и представлял.

Через четверть часа пришла усталого вида женщина лет тридцати, с ней – пятилетний ребёнок. Она кивнула воспитательнице, крепко обняла сына, поцеловала в щёку и ушла. Я про себя отметил, что мы с дядей Гришей обошлись без этого: он просто сказал пару слов воспитательнице с глазу на глаз, а потом подошёл ко мне: «Вечером я тебя заберу. Постарайся с кем-нибудь подружиться».

Я попробовал подружиться с этим мальчиком. Его звали Ваня, он был на год старше меня, вежливый и приятный в общении. Пока не пришли другие дети, мы играли в машинки. Сказать по правде, я никогда не любил машинки: мне всегда больше нравилось игрушечное (хотя не только игрушечное) оружие и солдатики. Но оружия там не было, солдатиков тоже: были машинки, кубики и убогие резиновые игрушки.

Через некоторое время начали подходить другие дети. Они все здоровались с Ваней. Кто-то знакомился со мной, кто-то нет. Сам я не стремился им навязываться. Я заметил, что с приходом товарищей Ваня потерял ко мне интерес. Особенно когда пришёл Марк, – он был заводилой в их весёлой компании.

Когда все родители разошлись, ребята (их было человек десять) начали играть друг с другом, намеренно меня игнорируя. Это показалось мне странным. Я попытался поиграть вместе с Ваней, но он был занят с Марком, который был явно враждебно ко мне настроен. Тогда я начал играть с другим мальчиком. Он какое-то время составлял мне компанию, но после пары злых шуток со стороны Марка поспешил от меня отделиться.

Я не понимал, что происходит. Почему эти дети избегают моей компании? Почему не хотят играть со мной? Я что – плохой?

Расстроенный, я подошёл к Марку и сказал:

– Почему вы не хотите играть со мной?

– Потому что ты злодей! – ответил Марк под оживлённое одобрение товарищей.

Я вспомнил сериал «Полиция Майами», который тогда крутили по телевизору. Там Дон Джонсон играл полицейского Санни, который всегда помогал «униженным и оскорблённым».

– Если вы будете меня обижать, я вызову полицию Майами! – заявил я.