– Спасибо, ребята.

– Закурить есть?

– Не курю.

– Дай десять рублей на боржоми. Если не жалко.

Я дал две монетки по десять рублей.

– Мерси, товарищ.

«Вот, – думаю, – платная вакцинация получилась».

От белоснежного, как папаха генерала Корнилова, сортира по завещанию легковесов я завернул налево, иду прямо ровно три минуты. Вижу: что-то вроде маленького цирка-шапито. Народу – человек десять. Надел маску. Заполнил анкету. Сдал ее озорной девушке, которая забирала у всех анкеты с какими-нибудь милыми комментариями, типа:

– Моё будет!

– Хвать!

– Берём не глядя!

И тому подобное. У меня она вязал анкету, сказав:

– Цап-царап! Ждать, мужчина.

Мужчина ждёт. Думаю: «Цирк с огнями…» Минут через десять выходит другая девушка. В очках:

– Владимир Станиславович…

– Это я!

– Проходите, Владимир Станиславович. Бахилочки нацепили? Нацепили. Очень хорошо. А ну-ка, масочку с подбородочка на носик… Вот так. Перчаточки на месте. А теперь вон к той стоечке.

Иду к «стоечке». Там – женщина с воловьими глазами. Жалко, что остального лица не видать.

– Здравствуйте, – говорю.

– Здравствуйте. Ничего не болит?

– Да вроде ничего.

– Это хорошо. Ни на что не жалуетесь?

– Ипотеку мне выплачивать.

– Сочувствую. Печалька. Мне тоже. Значит, сейчас мы вам Спутничек поставим. А вы потом три дня не хулиганьте. Ладно?

– Ладно. Не буду.

– Значится, так. Водочку не пить. В баньке не париться. Плечико не тереть. Фитнесиком не заниматься. На дачке травку интенсивно не косить. Думать только о хорошем.

– Понял. «О хорошем думать, о хорошем говорить».

– Понятливый мужчина. Прямо профессор. Если температурка поднимется, не бойтесь.

– Я уже давно ничего не боюсь. Кроме ипотеки.

– Сочувствую. Грустненько. Я тоже. Во второй кабинет, пожалуйста.

Захожу во второй кабинет. Там – женщина с глазами мудрыми, как у совы:

– Работаете?

– Работаю. А куда ж деваться…

– Правильно, труд облагораживает. Садитесь.

– Мерси.

– Вам в какое плечико колоть?

– Да в любое.

– Мужественный ответ. Ответ настоящего Рэмбо. А давайте-ка в левое. Правая ручка-то нужней. Вы случайно не левша?

– Нет, не левша.

– Ну тогда давайте в левое.

– Давайте.

Укола я почти не почувствовал. Даже было как-то по-своему приятно. Какая-то такая легкая истома, мышечная радость. Женщина-сова прицепила мне «пластырьком» «ватку» на «плечико». Приятно запахло «спиртиком». Я улыбнулся, как Никулин в «Кавказской пленнице».

– Сертификатик держите. Второй Спутничек двенадцатого. Можно позже. Но не сильно. Счастливого полёта.

– И вам того же.

Я вышел в парк, погода прекрасная. Все тот же бриз-ветерок. У белого, как солнце пустыни, сортира вспомнил, что не снял бахилы. Снял. Вокруг – рай. Прекрасное московское лето. Птички, собаки, чирикают: «твикс! твикс!». Думаю:

– И сюда глобализм проклятый добрался. Ну, ничего, мы ему еще покажем, дай срок…

На скамейке («скамеечке») все те же алкаши. У каждого в руке бутылка боржоми под названием «Балтика темное крепкое».

– Ну что, генномодифицированный помидорчик, принял дозу?

– Принял.

– Теперь три дня в завязке?

– Три.

– Тогда дай, брат, десять рублей. На нарзан. Тебе теперь, брат, три дня деньги все равно не понадобятся.

Я дал эксбоксерам две монетки по десять рублей.

– Сеньк ю. «Вот уроды» говорить не буем, – улыбнулся один из ребят. – Счастливо, брат.

– Счастливо.

Дома меня встретила встревоженная жена с выпученными совино-воловьими глазами:

– Ну как?

– Нормально, как…

– Температуры нет?

– Нет температуры.

– Ломоты не чувствуешь?

– Не чувствую ломоты.

Весь этот и следующий день я находился на непривычном для меня духовном подъеме. Ходил по квартире, мурлыкал под нос гимн России. Почему-то очень хотелось выйти на балкон и громко крикнуть «Крым наш!» или «Да здравствуют традиционные ценности!».