– Извини, но ты меня тоже пойми, – отпускаю Нику и отступаю назад, упираясь спиной в стену. – Кирилл доверил мне твою безопасность. Что я, по-твоему, должен сделать?

Она молчит. Ее воинственность понемногу сходит на нет, и вот уже она неуверенно покусывает нижнюю губу, привлекая мое внимание к розовой плоти.

– Брат нанял кого-то следить за мной? – спрашивает она проницательно, пока я продолжаю пялиться на ее губы.

– Почему ты так думаешь?

Ника картинно закатывает глаза.

– Я не дура и, если ты не заметил, уже давно не ребенок, – в ее голосе я отчетливо слышу ноты раздражения. – Откуда ты узнал про машину возле института и загородного дома? Вряд ли ты следил за мной с самого утра.

– Я заметил, – говорю невпопад.

– Что? – Ника в недоумении хмурит брови.

– Заметил, что ты уже не ребенок, Ника.

Ее губы приоткрываются в форме буквы «О», но из них не срывается ни звука, поэтому я продолжаю:

– И, да, твой брат нанял человека, который должен обеспечивать твою безопасность. Этот человек, как ты понимаешь, не я, – развожу руками, даже не пытаясь отрицать очевидное. – Но пока он занят выяснением деталей, связанных с неопознанным черным авто, заботу о тебе я взял на себя. Если ты действительно взрослая, как ты говоришь, то должна понять, почему я так поступил.

Ника опускает глаза. Ее лицо выглядит печальным и растерянным, а на шее начинает часто-часто биться жилка.

И все же, я не жалею, что сказал ей правду. Кирилл мой друг, конечно, но врать Нике даже он меня не заставит.

– Понятно, – наконец, произносит она едва слышно. – Есть что-то, чего я должна бояться?

– Нет. Как только я разберусь с этой машиной, ты сможешь вернуться к привычной жизни.

– Ты считаешь, что это он? – в бессознательном жесте защиты, она вдруг обхватывает себя руками и проводит руками вверх и вниз, словно пытается согреться.

Кого она подразумевает под этим «он» догадаться не трудно.

– Это может быть никак не связано, – отвечаю я. – По моим данным, он несколько дней не выходит из дома дальше, чем до ближайшего магазина.

Ника кивает.

– Если это не он, тогда тебе не о чем беспокоиться, – говорит она подчеркнуто беззаботно, но ее улыбка выглядит вымученной и горькой. – Сумасшедших поклонников я больше не завожу.

– Позволь это мне решать, – предлагаю мягко. – И прежде, чем ты начнешь возмущаться, вспомни, что и ты, и я дали обещание Кириллу. Я свое нарушать не планирую. А ты?

Вместо ответа Ника мотает головой, отчего узел на ее затылке распадается и блестящие волосы золотистой массой рассыпаются по плечам.

– Умница, – говорю с внезапной нежностью. – Уже поздно. Пойдем спать.

И вновь ее глаза находят мои. Считанные мгновения она вглядывается в мое лицо, словно хочет там что-то отыскать, но потом тяжело вздыхает.

– Ты прав, – соглашается она с непонятной мне обреченностью в голосе. – Слишком поздно.

Ника

Добираюсь до комнаты, которую мне выделил Дима, закрываю дверь и тяжело опираюсь на нее спиной.

Как можно быть таким слепым? Риторический вопрос, конечно. Я по нему с ума сходила почти десять лет, а он так и не разглядел во мне девушку – только придаток моего брата. Зачем только я поддалась эйфории и позволила себе помечать, что сейчас все будет иначе?

Он ведь, действительно, ничего не понимает. Решил, что я боюсь Самохина. Да, то, что он вышел из тюрьмы, меня совсем не радует, но я ожидала, что рано или поздно это произойдет: не зря же я почти два года посещала курсы самообороны и всегда ношу с собой газовый балончик – если нужно будет, смогу постоять за себя.

Сам Дима пугает меня куда больше. Потому что каждая минута, вынужденно проведенная рядом, делает неизбежное расставание с ним в сотни раз тяжелее. Кирилл вернется через три недели. Могу поспорить, что в тот же день Платов исчезнет из моей жизни так же стремительно, как в ней появился.