Они подошли к железной дороге. Опять со свистом пронеслась электричка, на этот раз не останавливаясь, мгновенно прошив чёрно-фиолетовое пространство золотой, чередующимися стежками, нитью.

Миновав переезд, двинулись по безлюдной – народ-то уже, поди, за столы уселся – Серафимовичевской…

– А вы, наверное, там… комнату снимаете? – робко поинтересовалась девушка.

– Да нет, приобрёл недавно в собственность. Часть дома. А вы?

– Я? Я тут… типа, квартирантка.

– А малыш-то, поди, хозяйский?

– Да.

– Чего ж вас вместе с ним в магазин-то погнали так поздно?

Девушка промолчала. Через несколько минут, когда слева нарисовался поворот на Полежаевскую, торопливо сказала:

– Ну, нам сюда…

– Так давайте уж до калитки!..

Она опять бросила испуганный взгляд, но потом наклонила голову и зашагала вперёд с видом: а, будь что будет!..

Дорогу к ним уже сильно замело, но дом оказался близко, в двух шагах от поворота; он даже узнал его в свете фонаря, поскольку однажды, прогуливаясь, ещё обратил внимание: классная, насколько можно рассмотреть из-за крепкого забора, дача, настоящая, подмосковная, старая, с башней-ротондой, белыми наличниками – и выглядит при этом совсем не дряхло, а довольно крепко, основательно и внушительно… Но почему же всё как вымерло, окна темны?

– Так вы одни, что ли, в Новый год остались? – догадался он. – Надо же, а мне казалось – только я тут на весь посёлок пребуду в одиночестве!..

Девушка, отперев калитку, озабоченно спросила:

– Он так и спит, да?

– Похоже, беспробудно.

Савва видел, что отпирать входную дверь со спящим на руках, а потом ещё возвращаться за коляской ей будет совсем непросто, однако напрашиваться на дальнейшую помощь постеснялся. Она ведь и без того дичится – что совершенно понятно…

– Не могли бы вы… раз уж… – Девушка снова выговорила это с видом «боже, что ж я делаю?!».

– Да, конечно, – сказал он тогда, и первым двинулся по дорожке, тоже довольно сильно занесённой снегом. Юлия шла за ним с коляской, и лишь на крыльце он пропустил её вперёд.

Она торопливо отперла дверь и включила свет в прихожей. Раздался вопрошающий мяв, и разноцветная изящная кошечка высунулась навстречу. Не обращая на неё внимания, девушка быстро скинула с себя верхнюю одежду, молниеносно сняла сапоги и наконец, подхватила у него ребёнка. Который, кстати сказать, был не такой уж невесомый!.. Тот пробудился от резкого света, что-то залепетал и захныкал. Но когда с него стянули комбинезон и шапочку (парень-то оказался весь в кудряшках бледно-золотистого оттенка, ну просто принц, царевич-королевич из сказки!), снова смежил веки, опушённые длиннющими ресницами, и отрубился.

– Я только его уложу, ладно? – произнесла девушка и быстро унесла свою ношу – куда-то, кажется, вверх по лестнице.

Уходить не попрощавшись было бы теперь как-то странно. Он подумал, не следует ли внести сюда коляску? Прихожая была просторной, не захламлённой; со встроенной в одну стену молочно-белой кафельной печью – должно быть, отдающей тепло смежной комнате, когда её растапливают. Впрочем, вряд ли её растапливают – печь наверняка давно имеет декоративный характер, вон как начищенная медная заслонка хорошо рифмуется с такой же медной рамой зеркала на противоположной стене, и с латунной решёткой потолочного светильника тоже… Он решил, что коляска тут не к месту, натечёт ещё с колёс на светлый ковролин; её, наверно, можно так и оставить снаружи, под козырьком крыльца, и свой пакет там же. А вот юлины пакеты он всё-таки внёс и воодрузил на банкетку, притулившуюся у вешалки.

Ну и жарко же тут, однако…

– Спасибо вам огромное! – горячо воскликнула девушка, возвращаясь в прихожую. – Он просто переутомился сильно, вот и весь режим полетел… Ему ещё поесть бы надо – но опять заснул, как убитый. Я совсем не умею с детьми…