Вместо нашего блока ферм остались лишь сгоревшие осколки. Ни одного целого катера вокруг. Управляя собой посредством Нильса, я менял угол обзора, вглядываясь в темноту космоса.

Напрасно я старался засечь хоть одно целенаправленное движение. Вокруг никого не осталось в живых. Земля уничтожена. Мы с сыном в космосе одни.

Я собрался с мыслями, увидев большой обломок, плывущий в нашем направлении. Когда создатель раздавал людям веру и надежду, на меня не хватило. Я славился тонким чувством пессимизма, интуиция которого никогда не подводила. Римма говорила, что если б не мой квёлый настрой по жизни, я бы добился большего, чем простой космический фермер.

Перестав вертеться вокруг фигурки сына, чтобы не уносить нас своими действиями всё дальше и дальше, я уставился на обломок искорёженной арматуры. Впервые за всю жизнь во мне проснулась надежда. Я не сдамся вакууму и буду сражаться до последней капли кислорода.

– Итак, Нильс. – Я старался, чтобы мой голос звучал как можно увереннее. Мальчик уже несколько минут лишь всхлипывал. – Нильс, отзовись.

– Да, пап, – услышал я.

– Начнём вот с чего. Обрати внимание на индикаторы перед глазами. Справа есть значок О-два. Найди его.

– Шестьдесят три процента, папа, – ответил голос сына. Нильс оказался не так глуп, как я предполагал. Значит, у него шестьдесят три, у меня – пятьдесят восемь. Нам хватит на несколько часов.

Последних часов.

Хватит!

– Нильс, держи меня, – попросил я и обхватил мальчика.

Кусок арматуры продвигался медленно. Казалось, я слышу биение сразу двух испуганных сердец: своё и сына по рации.

– Пап, что случилось? – задал вопрос он.

– Я не знаю, – отвечаю. – Мы видели с тобой одно и то же.

– Я не вижу Землю. Где она? Её уничтожили?

– Похоже, что да, – отвечаю.

– Кто это был?

– Я не знаю, сынок. Кто-то кого мы до сих пор не могли найти. Теперь расслабься полностью.

Арматура, как я и предполагал, оказалась раза в четыре больше нас. Скорее всего – обломок корабля-разведчика. Я позволил ему плыть слева под нами, когда Нильс задал новый неуместный вопрос:

– А что с фермами, папа? Их тоже все уничтожили?

Голос Нильса слегка успокоился. Он ещё не осознал, насколько страшный нас ждёт финал.

Я увидел подходящий выступ. Пора.

Обхватив сына, я поджал ноги – насколько это было возможным – и постарался оттолкнуться от арматуры. Но прямые лодыжки не достали её. И вообще, сгибать-разгибать ноги в комбинезоне астронавта – самое бесполезное занятие.

Пессимизм вновь нашептал мне остановиться и сдаться. Только теперь он выглядел как Николай Сергеевич – мой тренер по баскетболу в детстве, который изначально приготовил меня не метить даже в низшую лигу.

Вот он сидит на корточках в углу спортзала, я вижу его зелёные усы, левый глаз вечно дёргается и меньше правого. Он считает мои отжимания:

– …четыре… даже и не думай… пять… моя бабушка сделает больше… шесть… твой спорт – шахматы, сынок…

За мыслями я прозевал вопрос сына и наступление нового угла обломка, который намеренно шёл на нас.

– Что ты делаешь, папа? – повторил Нильс.

– Сын. Готовься. Это хороший шанс, – запричитал я и забрыкался, как коза, в надежде зацепиться за кусок арматуры.

Она почти накрыла нас, и я схватился за шершавый металлический край одной рукой. Пальцы соскальзывали, локоть неестесственно вывернулся, мышцы вот-вот лопнут. Мои ноги не хотят доставать до нижней планки, и мы рискуем унестись в сторону Марса с удвоенной скоростью. Сердце забилось в бешеном темпе, частота дыхания увеличилась, кислород из баллонов потёк быстрее.

Я старался обежать гребень нижней планки обломка и оттолкнуться с самой вершины. Нильс тормозил процесс, болтаясь в пространстве как кукла.