Утта очнулась. Она огляделась, взгляд её скользнул по фрескам, украшавшим стены помещения.

– Нет-нет… Благодарю тебя… Можешь продолжить свою работу.

Компаньонка поклонилась и поспешила к напольной раме для вышивания.

Утта резко поднялась со стула. В голове у неё пульсировала только одна мысль: «Надо поговорить с Петронием… Только он сможет повлиять на решение Гунтара…»

…Петроний пребывал в тяжких размышлениях, когда в его покои вошла Утта, одна, без свиты. Советник удивился, однако тотчас поспешил навстречу к королеве-матери.

– Блистательная госпожа! Благодарю вас, что посетили моё скромное жилище!

Утта беглым взором окинула «скромное жилище» советника, про себя подметив, что с каждым разом интерьер становится всё богаче и изысканнее и вскоре сможет соперничать (по слухам, разумеется) с виллой Аэция Флавия, что под Равенной.

– У меня к тебе серьёзный разговор, Петроний… – тотчас пресекла велеречивого советника гостья.

– Да-да, разумеется, я всегда к вашим услугам… – подтвердил свою готовность Петроний и указал Утте на стулья, стоявшие друг напротив друга. Королева-мать с удовлетворением присела на привычный для неё стул. Сам же Петроний разместился напротив, решив, что возлежать на римской кушетке[19] будет несколько неуместно.

Утта молчала, не решаясь отчего-то начать разговор первой. Петроний решил помочь ей.

– Госпожа, вероятно, нечто важное привело вас сюда… одну, без свиты… Разговор будет приватным, не так ли?

– Да, – подтвердила Утта. – И я прошу сохранить в тайне всё, что здесь будет сказано.

– Не сомневайтесь в этом! – заверил её советник.

Утта удовлетворённо кивнула и произнесла:

– Мне стало известно, что король лангобардов выказал желание жениться на моей дочери…

Петроний сморгнул. «Гернот проболтался… Больше некому…» – промелькнуло у него в голове.

– Да, моя госпожа, это так. Причём Агинмульд прислал богатые дары, чем явно расположил к себе нашего короля.

– Ах, вот как! – резко воскликнула Утта. Внутри у неё всё «кипело» от возмущения. – И что ты по этому поводу думаешь, Петроний?

Советник закатил глаза, причмокнул и наконец произнёс:

– Сиятельная госпожа, думаю, наш король уже всё решил… Совет, назначенный на завтра, будет лишь формальностью.

Утта отшатнулась.

– Ты хочешь сказать, что Гунтар даст согласие на этот брак? Агинмульд старше даже меня, уморил двух жён… Мало того, он – язычник!

– Всё так, моя госпожа… – подтвердил Петроний. – Но вы не учитываете сложившейся политической обстановки. А она отнюдь не простая…

Утта недовольно фыркнула.

– Ох уж эта политика! Ничего в ней не понимаю! Я всего лишь – женщина! Но вы, мужчины, готовы ради неё пожертвовать всем!

Петроний развёл руками.

– Увы, моя госпожа… Мир жесток, и приходится считаться с его законами.

Утта теряла терпение. Она несколько раз глубоко вздохнула и произнесла:

– Мне всё равно, чего на данный момент требует политика. Я не хочу, чтобы моя единственная дочь стала заложницей её интересов. И поэтому прошу тебя, Петроний, убедить Гунтара отвергнуть предложение короля Агинмульда.

Петронию и самому не нравилась вся эта затея лангобардов по одной простой причине: союз Бургундии и королевства лангобардов был выгоден прежде всего им самим и, пожалуй, гуннам, но отнюдь не Риму. А Петроний как римский гражданин (а им он до сих пор являлся, несмотря на то, что двадцать лет провёл в Ворбетамагусе) руководствовался в своих поступках всегда в первую очередь интересами Рима, а затем уж Бургундии. И назревающий союз мог повредить его родине. Поэтому Петроний решил использовать на совете всё своё красноречие и дар убеждения, дабы убедить Гунтара не связываться с лангобардами.