Сама по себе я плохой человек. Оставаясь наедине с собой, я не буду саморазвиваться, делать добрые дела, пытаться бросать курить или накручивать себя до паранойи. Когда я одна, то тону – надрывно, глубоко, туда, куда никогда не дотянется свет. Такое же ощущение возникает и рядом с Анной, с Вильгельмом и даже с Арни: все они в какой-то степени разлагались душой, не верили в добро, не желали найти свет. Вереницей чёрных всадников они скитались по пустыне грехов, самобичевания и безнадёжности – там никогда не поднималось солнце, не цвели растения, не звучал смех. Вместе с ними я такая же, как и они, если даже не хуже. Но если рядом появлялся Джейсон – это как луч светила в заваленном обломками заброшенном доме. Я шла к нему в надежде выбраться, спастись из собственного заточения, стать, наконец, свободной.
Вот почему я с ним общалась. Только путь оказался слишком длинным.
– Знаешь, в какой-нибудь вселенной я точно сделала всё то, что ты только что сказал, – я наблюдала за тем, как Джейсон выворачивал карманы своей дурацкой куртки, чтобы дать мелочь нищему, что случайно встретился нам по дороге.
– А ещё в какой-нибудь другой ты была бы счастлива, – парень кинул несколько купюр в протянутую шляпу, и мы побрели дальше.
– Знаешь, если вселенная бесконечна, то в какой-то момент она должна повторяться. Потому что количество способов расположения частиц в пространстве-времени, хоть и невероятно гигантское, но всё же конечное. А раз так, и если бы можно было заглянуть далеко в космос… то, возможно, мы бы увидели версию себя, которая стала президентом или просто съела на завтрак бекон, а не роллы.
Джейсон восхищённо поднял серо-карие глаза к небу.
– Это же представить только, как много миров может существовать…
– Мне действительно кажется, что так оно и есть, – я слегка улыбнулась своей любимой теме разговора. – Хотя человечество даже сомневается в том, что мы не одни во вселенной, я считаю, что множественные миры – нечто более глубокое, странное, нереальное. Если они действительно существуют, то это де полностью переворачивает наш мир: и физику, и представление о жизни, и о вообще всю нашу судьбу. Поднимать голову к небу – и представлять уже не далёкие планетные системы, а сложную структуру мультивселенной…
– Как в фильмах.
– А тут – была бы реальность, – я снисходительно посмотрела на парня. – Чувствуешь разницу?
– Говорят, они и вправду есть!
Мы обернулись на знакомый мальчишеский голос. Джейсон даже не успел понять, что это его младший брат, Хилари, как тот кинул целую охапку снега в лицо парня. Я быстро схватила ближайший снежок с горки возле вычищенной дороги и засунула его за шиворот Джейсона. Тот громко заулюлюкал, пытаясь стряхнуть с себя уже растаявшую холодную воду.
– Эй! Я не для этого свои лекции рассказывал! – Джейсон ещё раз встряхнулся, поёжившись от неприятного мороза.
– А по мне, забавно, – я невольно заулыбалась во весь рот.
– Ну ладно, только ради твоей улыбки стоило терпеть эти унижения, – Джейсон просиял, видя, что у меня наконец-то хорошее настроение.
– Вот, уже лучше получается, – решила я не разочаровывать его и повернулась к Хилари. – Привет, маленький чертёнок.
– Я не маленький, мне тринадцать лет! – на секунду тот обиженно скорчил лицо, но уже через миг вновь оживлённо заболтал: – А так было бы здорово жить в мире, где всё сделано для футбола! Мячи прям на улицах, ворота на каждом углу, дешёвая футбольная форма, стадионы вместо школ! А ещё кружки у всех в виде свистка.
– Это уже перебор, – совершенно не радовалась я его идеи.
– Тогда в виде красной или жёлтой карточки, – не терял энтузиазма Хилари, глядя на нас блестящими карими глазами.