Мы никогда, ни под каким предлогом не говорим о том, что случилось в тот день в лесу.

Среда, обед давно закончился. Я в березовой роще за школой, в наушниках орет музыка, дыхание в воздухе превращается в пар. Жду Шейна Дельгадо. Почти середина апреля, а день холодный – один из последних отголосков зимы среди едва зазеленевших деревьев. Не уверен, что сейчас самое подходящее время для сбора «коллекции листьев, демонстрирующей разнообразие местной растительности», как это называет мисс Синг. Только мое мнение, похоже, никого не интересует.

При мне папка с тремя кольцами, она явно толще, чем того требует коллекция из двенадцати листьев, – я еще утром насобирал несколько в собственном саду и распихал их по прозрачным файлам. Мы в паре с Шейном с прошлого января, и я знаю: всю работу по проекту предстоит делать мне, так что запас не помешает.

Шейн – один из тех ребят в Сент-Амброузе, которые ничего не делают, потому что им не надо беспокоиться о субсидиях. Ему вообще не о чем волноваться. Он до того беспечный, что посреди урока может заснуть в смежной с классом раздевалке. Учителя только посмеиваются, хотя, засни в раздевалке я, со мной никто шутить не станет.

Тупо, конечно, завидовать таким, как Шейн, и все же мне по-настоящему завидно. Сегодня я не прочь поменяться с ним – да вообще с кем угодно – местами.

После смерти мистера Ларкина я впервые оказался в отделении полиции. Сначала мы в панике позвонили родителям – точнее, родителям Шейна, хотя те работали в Бостоне. Мы как-то сразу поняли, что от моего отца в такой ситуации толку будет мало. Предки Дельгадо связались с полицией Стерджиса, те прибыли на парковку Сент-Амброуза, откуда мы проводили агентов к мистеру Ларкину. Дальше все помню очень смутно. Меня не оставляло чувство нереальности происходящего, пока нас не привезли в участок для дачи показаний.

Мой отец подоспел как раз вовремя: меня только отсадили в отдельную комнатушку, без Шейна и Шарлотты. Я сразу догадался, что полиция хотела сверить наши показания. Всеми силами отгоняя навязчивый образ мистера Ларкина, я как мог отвечал на вопросы инспектора Патца. Я решил, что он ровесник отца. Впрочем, в то время я почти всем взрослым автоматом приписывал солидный возраст. Особенно тем, у кого намечались залысины. Позже я узнал, что Патцу тогда стукнуло двадцать пять – как мистеру Ларкину.

– Что ты делал в лесу, Трипп?

– Собирал гербарий для проекта по природоведению. Нам велели найти двенадцать видов растений и собрать их листья.

По прибытии в участок мою папку конфисковали и полчаса спустя вернули.

– Почему ты был там с Шейном и Шарлоттой?

– Мы с Шейном делаем проект в паре, а Шарлотта – его подруга.

– Почему же у них не было с собой папок?

Потому что они знали: всю работу можно повесить на меня. Факт, которым я решил с инспектором не делиться: от деток на субсидиях в Сент-Амброузе ожидают благодарности, а не желчи.

– Они их забыли.

– А где же находилась пара Шарлотты?

Никуда не деться от этой Бринн Галлахер, как ни крути.

– Понятия не имею, – буркнул я, и он больше не настаивал.

– Вы трое все время были вместе? Не теряли друг друга из виду?

Моя мать, прежде чем нас бросить, редко обращалась со мной как с ребенком. Лиза-Мари повесила бытовые вопросы вроде завтраков и сборов в школу на отца. Зато ей нравилось обсуждать в моем присутствии интересующие ее темы. Она говорила не мне, а при мне, но я все равно вбирал информацию. Так вот, она любила повторять: «Всем жилось бы лучше, если бы люди вовремя закрывали рот. Поменьше бы болтали. Стоит задать простой вопрос, и получишь в ответ целую автобиографию. Кому это надо? Нет чтобы сказать «да» или «нет» – и достаточно. Даже не важно, который из ответов правда».