Начинался дождь, вдалеке на востоке – с крыши это было хорошо видно – собиралась гроза. Фиолетово-свинцовые тучи громоздились на шпиле старой телевышки.

Николай Николаевич, полноватый, кучерявый, хотя уже начавший терять шевелюру мужчина сорока пяти лет в целом был доволен судьбой. Он занимался интересным делом – руководил научной лабораторией, работающей в области развития биотехнологий и генотерапии для лечения неизлечимых болезней. У него была большая семья – жена и двое маленьких карапузов. А еще кот. Невероятно белый и пушистый.

Голова ученого гения всегда была забита идеями, реализация которых страдала по части дисциплины и организованности, поскольку Бог не дал ему строгости к самому себе, зато щедро одарил талантом и широтой души. Ему была присуща некоторая несобранность и даже рассеянность, но дело свое он знал.

Довольно часто Николай Николаевич со свойственной ему тягой находить причинно-следственные связи, а также неспособностью выключать эти качества, уходя с работы, часто задавался вопросом упадка современного общества.

На фоне чудесного тандема природы и технологий это было очевидно.

Давно затихли противники соцсетей, ведь чем дальше человек двигался, тем сильнее он погружался в сеть, и сеть погружалась в него. В первой половине века люди еще пользовались интернетом. А после короткого, но очень показательного военного инцидента, когда на несколько часов была выведена из строя самая мощная на тот момент электросеть, стало очевидно, что цифровой мир очень зависим и нужны технологии, работающие не на электричестве. Современный брейннет стал совсем иным и гораздо более удобным. Нет, Николай Николаевич не был склонен придавать современности мрачные, декадентские перспективы. Как человек науки он всегда смотрел вперед. Иногда он задумывался, даны ли ему наблюдательность и логика от рождения или это благо, приобретенное в профессии. Обращая внимание на социум, видел тонкие, медленные, но важные изменения. И они беспокоили его. Он понимал, что его интеллигентское, даже консервативное, воспитание может повлиять на его восприятие. Но всё очевиднее становилось, что происходит что-то не то.

Они с семьей вели спокойную, непубличную жизнь. Театры, изредка кино. В искусстве всё захватила дополненная реальность, и зритель становился участником процесса. Это было очень завораживающе, благодаря этому у театров стало больше посетителей, правда, иногда для слабонервных такой опыт не сулил ничего хорошего. Отпуск на Марсе, в их любимом регионе Фарсида. Периодические рабочие визиты на Луну. Мало что выбивалось из стандартного графика. Дети пока не ходили в школу – маленькие еще. В общем, жизнь шла своим чередом.

Может быть, именно размеренный образ жизни преувеличил его реакцию на несчастье их друзей. Неделю назад сын его друга умер. Молодой, красивый юноша с хорошим образованием, из преуспевающей семьи просто сел во флайер и на полном ходу влетел в ограждение космопорта. Вот так тупо… Злые языки говорили, что он стал жертвой социальной группы, где для получения экстремальных удовольствий люди вытворяли варварские вещи. Конечно, одно дело испытывать виртуальные ощущения дополненной реальности и не обделаться, совсем другое – самому совершить сумасшедший поступок и выжить, не накосячить. Вот это да! Реальные ощущения! У них это считалось чуть ли не героизмом. То, что почти наверняка такие ощущения станут последними в жизни, их не беспокоило.

Другие говорили, что с недавних пор он стал слишком податлив и легкомыслен. Его можно было уболтать на любую авантюру, включая сомнительное удовольствие от сумасшедшего полета и иллюзорную возможность выжить после него. Третьи, как всегда, искали корень в пресыщенности. Ведь папа – богатей.