Не будет Парижа. Никакого зеленоглазого любовника, никаких плаваний на кораблях в дальние страны, никаких чужих небес. Никакой жизни за пределами Вийона.

Вообще никакой жизни, если только…

На тропинке Аделин вырывает руку из отцовской хватки и останавливается. Мать следит за ней, словно дочь собирается сбежать. Именно этого и хочет Аделин, однако понимает – это невозможно.

У нее кружится голова.

– Я приготовила мужу подарок, – вдруг вспоминает Аделин, – только оставила в доме.

Мать смягчается, одобрительно кивает.

Отец, заподозривший неладное, замирает на месте.

Эстель прищуривает глаза. Она знает.

– Пойду принесу… – Аделин поворачивает к двери.

– Я с тобой, – спохватывается отец, и сердце Аделин замирает, а пальцы дергаются.

Но Эстель его останавливает.

– Жан, – вкрадчиво говорит она, – Аделин не может быть одновременно женой и твоей дочерью. Теперь она взрослая женщина, а не ребенок, за которым глаз да глаз.

Отец всматривается в лицо Аделин и вздыхает:

– Поспеши.

Аделин уже умчалась.

Назад по тропинке, мимо двери в дом, через комнаты на противоположную сторону к открытому окну, оттуда на поле и к дальней полосе леса.

Восточную окраину деревни охраняют озаренные солнцем деревья. Их уже окутала тень, хотя свет еще не угас, время пока осталось.

– Аделин! – зовет отец, но та не оглядывается.

Она взбирается на окно и вываливается из него, цепляясь свадебным платьем за раму, а потом пускается бежать со всех ног.

– Аделин, Аделин! – кричат вслед голоса, но с каждым ее шагом становятся тише.

Вскоре Аделин пересекает поле, врывается в лес, ломая кустарник, и падает на колени прямо в жирную летнюю грязь. Стискивает в кулаке деревянное кольцо, оплакивая потерю еще до того, как снимает через голову кожаный шнурок.

Ей не хочется приносить его в жертву, но Аделин уже отдала земле все, что у нее было, и ни один из богов не ответил. Только кольцо и осталось. Солнце садится, деревня зовет, а Аделин отчаянно пытается сбежать.

– Пожалуйста, – прерывающимся голосом шепчет она, зарывая кольцо в поросшую мхом землю. – Я сделаю что угодно.

Над головой бормочут деревья, а затем затихают, словно тоже ждут. Аделин молится богам Вийонского леса, всем и каждому, кто готов слушать. Ее жизнь не может быть такой. Есть нечто большее.

– Ответьте же мне, – умоляет она. Свадебное платье пропитывается влагой.

Аделин зажмуривает глаза и изо всех сил напрягается, пытаясь услышать, но единственный звук – ее собственный голос на ветру и имя, эхом отдающееся в ушах.

– Аделин!

– Аделин…

– Аделин…

Аделин пригибает голову к земле, сгребая в горсти темную почву, и кричит:

– Ответь!

Тишина смеется над ней.

Аделин прожила здесь всю жизнь и ни разу не слышала, чтобы в лесу было так тихо.

Ее пронизывает холод; Аделин не знает – исходит ли он от леса или из ее собственных костей, заставляя отказаться от последней битвы. Веки Аделин по-прежнему закрыты, поэтому она не видит, что солнце уже скрылось за деревней и сумерки уступили место темноте.

Аделин молится и не замечает ничего.

29 июля 1714

Вийон-сюр-Сарт, Франция

Раздается звук – низкий грохот, глубокий и отдаленный, словно гром.

Смех.

Аделин открывает глаза и наконец замечает, что последние лучи солнца исчезли. Она поднимает взгляд, но ничего не видит.

– Кто здесь?..

Смех переходит в голос, что раздается где-то позади Аделин.

– Не опускайся на колени, – говорит он. – Встань, дай себя разглядеть.

Она вскакивает и поворачивается, но вокруг лишь тьма – безлунная ночь после захода солнца. И Аделин понимает, что совершила ошибку: это и есть один из богов, о которых предупреждала Эстель.