– Попейте, – присела я подле нее и осторожно погладила плечо.
В последние годы в Смольном, мы с Натали, той самой, которая стала теперь княгиней Орловой, несколько раз в неделю ездили помогать сестрам милосердия в госпиталь. Многого я там насмотрелась. И многому научилась – быть может, и побольше тогда узнала о жизни, чем за все годы учебы вместе взятые. С доктором тамошним мне несказанно повезло: видя мой интерес, он не жалел времени, объясняя мне кое-что из медицины. И среди прочего заставил уяснить, что самый верный способ успокоить плачущего – дать ему воды. Ничто так не приводит в ритм дыхание и биение сердца, как размеренные глотки.
А пока женщина пила, я усиленно размышляла о незнакомке, что стояла на пороге моего дома. Неужто Ксения Хаткевич была беременною восьмой месяц, а я этого не заметила? Впрочем, пурпурный ее наряд не был приталенным, а модницы, порой, столь усердно затягивают корсеты – будучи и в положении тоже – что немудрено ошибиться…
Однако уверенности у меня оставалось все меньше. Я огляделась в уютной, очень женской гостиной. Стены, затянутые шелком в белую и голубую полоску, портреты, изображающие членов семьи Хаткевичей, надо полагать. У высокого окна холст с незаконченной вышивкой – котенок с пышным розовым бантом. Обивка на диванах нежно голубая, в тон стенам. Очень спокойная и нежная комната – никаких кричащих пурпурных и красных, которые столь преобладали в наряде нашей незваной гостьи.
Я приметила и фотокарточку в серебряной рамке, что стояла на каминной полке среди прочих – супружеская пара с девочками-погодками: одну на усадил на колени пожилой обрюзгший мужчина в форме генерала пехоты, вторую придерживала за крохотную ручку молодая женщина в светлом кружевном платье.
– Стало быть, это и есть madame Хаткевич? – я взяла рамку в руки. И подивилась с горечью: – Девочки совсем маленькие…
– Она, милочка, она… – экономка отобрала рамку и принялась натирать стекло подолом фартука. – Что ж теперь будет-то: сиротами младенцы остались. Антон-то наш Несторович, его превосходительство, женится сызнова, как пить дать, а детушкам разве ж заменит кто мать? Так и придется теперича в падчерицах мыкаться. Ох, Господи, Пресвятая Богородица…
Я не дослушала женщину – не смогла. Все мысли мои были о том, что это лицо на фотокарточке, нежное и обрамленное мягкими светлыми локонами, ничуть не походило на лицо незнакомки с родинкой, что навещала меня два дня подряд.
Та незнакомка – не Ксения Хаткевич. Я снова не знала ни ее имени, ни причин, по которым она скрылась в доме генерала.
Глава пятая
Когда я счастлива, то и впрямь, видать, мозг мой усыхает за невостребованностью. Как я могла так ошибиться? И куда пропала Незнакомка – ведь я своими глазами видела, как она вошла в парадную этого особняка. А швейцар любезно подал ей руку и открыл дверь! И буква «Н» на платке опять же.
Нет, Незнакомка не чужая здесь.
Так кто же она?! Сестра генерала? Племянница? Однако я дотошно осмотрела прочие фотокарточки в гостиной, но лица давешней знакомой так и не увидела.
«Не растворилась же она в этих комнатах, как призрак…» – с досадой подумала я.
Но взяла себя в руки. Еще раз посмотрела на унявшую теперь слезы экономку и изобразила легкое удивление:
– Надо же… отчего-то я думала, что madame Хаткевич много старше. Должно быть, не первый это брак у его превосходительства генерала? Есть ли старшие дети?
Женщина, измученная долгим плачем, не гнала меня и не ругала за излишнее любопытство. На вопрос мой она часто закивала, однако, лицо ее сделалось жестче:
– Дочка у Антона Несторовича имеется от первого-то брака. Взрослая уж девка, непутевая только.