Такси повернуло на Главную Береговую улицу и остановилось перед высоким, как свеча, домом. Я расплатилась с таксистом, выбралась из автомобиля и окинула взглядом особняк Эдмунда. Он мало чем отличался от соседних домов: известняк потемнел от времени, треугольный портик поддерживали мускулистые бородатые атланты в набедренных повязках, а из арочных окон на улицу лился желтоватый свет и лёгкая музыка. Самый обычный респектабельный дом для такого района, как центр Города Грёз.

Возле тёмных лакированных дверей меня встретил охранник, лысый и в тщательно выглаженном чёрном костюме. Солнцезащитные очки скрывали глаза, а неприятно толстые губы были с недовольством поджаты, отчего складывалось впечатление, что его мучит желудочная колика.

– Добрый вечер, – негромко поздоровалась я и протянула серебристый прямоугольник с выбитой бархатом надписью. – Я по приглашению.

Он бросил равнодушный взгляд и тотчас выпрямился.

– Паспорт.

Я удивилась. Когда накануне приезжал Ларанский, он не сообщил, что нужен паспорт. Лишь оставил на столе приглашение и пухлый конверт, заглянув в который на мгновение растерялась – такие деньги я могла собрать лишь за два года усердной работы.

– О паспорте меня не предупреждали, – сказала я, чувствуя себя сбитой с толку. – Так что его нет.

– На нет и суда нет. До свидания, – ухмыльнулся охранник, всем видом показывая, что разговор окончен.

Сделалось неприятно.

– Тогда передайте господину Ларанскому, что приходила Рика Романовская. Но её не пустили. Из-за паспорта.

Охранник в ответ пренебрежительно хмыкнул. Конечно, он вряд ли передаст Дану, что я приходила. Впрочем, так даже лучше. Это избавляло меня от навязанной роли и необходимости быть в обществе, где я не хотела находиться.

Я развернулась, чтобы уйти, как вдруг услышала:

– Рика!

Ларанский обошёл охранника и подошёл ко мне. Тёмный костюм, лёгкая обаятельная улыбка. Внезапно я осознала, что не могу отвести глаз от Дана. Красивый, даже очень. Но это не смазливая красота, а строгая мужественная, глядя на которую невольно проникаешься симпатией и доверием. «Пожалуй, не зря говорят, что хорошо подобранный костюм меняет человека», – подумала я.

– Приятно видеть, что вы всё-таки пришли, – вкрадчиво произнёс он, протянув руку.

– Жаль, что не могу ответить тем же. Не похоже, чтобы меня здесь ждали.

Дан бросил быстрый взгляд на охранника. Тот поджал губы, отчего они превратились в тонкую линию.

– Простите Эрика. После смерти Эдмунда он стал очень подозрительным ко всем.

Мы вошли в приятный полумрак коридора, обитого тёмными дубовыми панелями. В тяжёлых рамах висели портреты, с которых на нас взирали мужчины и женщины в нарядах разных эпох. Представители дома Ларанских. Было удивительно и одновременно предсказуемо видеть их.

– Разве портреты предков не должны висеть в более подходящем месте, чем коридор?

Дан улыбнулся.

– Эдмунд считал, что их вид влияет на гостей. И дурные мысли не станут действиями.

– Похоже, это не сильно помогло, – задумчиво проговорила я и тут же осеклась. Вспоминать о трагичной судьбе Эдмунда в таком тоне было непростительной оплошностью.

Дан небрежно повёл плечами.

– Люди порой предают слишком большое значение оберегам. При этом забывая, что главный оберег – это разум. Все гости давно уже в зале. Сейчас фуршет и живая музыка, а в девять часов начнётся аук… – художник вдруг замолчал и прислушался.

Он резко скользнул в сторону, увлекая меня за собой в крохотную каморку со швабрами. От пыли заслезились глаза. Нос так неприятно зачесался, что я едва сдержалась, чтобы не чихнуть.

Прохладные, чуть шершавые пальцы прижались к моим губам, беззвучно приказывая молчать. Я растерянно нахмурилась, но почти сразу же услышала голоса. Мелодичный женский голос дрожал от возмущения.