Он сделал нерешительную попытку подняться, но резко пошатнулся и шлепнулся на пол. Клодия поспешно опустилась рядом с ним на колени.

– Вы ранены, – сказала она, заглядывая ему в лицо.

При всей своей растерянности мужчина выглядел божественно. Ей хотелось получше рассмотреть глаза, но он, казалось, то отключался, то снова приходил в себя. Она дотронулась до его руки.

– Я позвоню в «Скорую» или пошлю за врачом. Вам нужна помощь.

Глаза его резко распахнулись. Они были светло-голубые и ясные, почти как стекло; взгляд сфокусировался на Клодии, и по ее телу разлилось приятное тепло.

– Прошу вас, не беспокойтесь. Умоляю! – Он накрыл ее ладонь своей, и тепло переросло в искорку желания. – Сейчас мне станет лучше. Мне просто надо немножко посидеть. Я скоро уйду и больше вас не побеспокою.

Клодия закусила губу, глядя, как он снова обмяк и его веки медленно опустились. Медицинский осмотр, безусловно, требовался, но в глубине души она не хотела обращаться за помощью. Она хотела, чтобы он побыл с ней, только с ней одной, еще хоть чуть-чуть. Хотела смотреть на него и наслаждаться бесценным подарком, нежданно-негаданно свалившимся на нее в прямом смысле слова.

«Врешь! – прошипел коварный голос вожделения. – Ты хочешь не только смотреть. Ты хочешь прикасаться к нему! Хочешь заняться с ним любовью! Воспользоваться его красотой, пока он в беспомощном состоянии!»

«Хватит!» – приказала она распоясавшимся эмоциям, хотя и знала, что похотливый голос говорит правду.

– Может, вам чего-нибудь принести? – тихо спросила она, взглянула на бутылку вина, но подумала, что алкоголь сейчас не лучший выбор. – Кофе? Воды? Чая?

Кристально-голубые глаза открылись, и улыбка, осветившая их, была, наверное, самой неотразимой и самой пленительной на свете.

– Чай… было бы чудесно, – с искренней признательностью отозвался он. – Чаю я бы выпил… пожалуйста.

– Сейчас принесу, – сказала Клодия, поднимаясь на слегка дрожащие ноги. – Музыку выключить?

Незнакомец как будто снова отключился.

– Нет, нет, – пробормотал он, открыл глаза и посмотрел на нее умоляюще. – Такая красивая. Одна из моих… – Он резко смолк, нахмурился. – Она мне очень нравится. Мне бы хотелось послушать «В ясный день желанный» еще раз. Если, конечно, вы не возражаете?

Все еще под впечатлением от его улыбки, Клодия сама бы спела для него арию, если бы умела, но довольствовалась тем, что снова включила «Un Bel Di», в некотором помрачении оставила гостя слушать музыку и отправилась в кухню.

«Ничего глупее ты сделать не могла, – думала она, готовя чай. – Пригласила незнакомого мужчину к себе домой, ночью, и даже если он не убийца и не насильник, оставила его совершенно одного в комнате, где полно ценного антиквариата и коллекционных вещей. Возможно, он уже улепетывает с марокканской лиловой вазой или любимой черепаховой табакеркой Джеральда. Или, если предпочитает модерн, дал деру с дорогущим CD-плеером!

– Не пори чушь», – тут же одернула она себя, поскольку по-прежнему ясно слышала жалобную песнь Баттерфляй.

Поставив чайный прибор, молочник, сахарницу и вазочку с печеньем на свой лучший серебряный поднос, Клодия вдруг зависла между реальностью и фантазиями.

Она готовит чай, как будто в гостиной ее ждет жена викария, при этом на самом деле ее гость – мужчина, имени которого она не знает и которого в глаза не видела до сегодняшнего дня, когда подсматривала, как он голый резвится в реке. Более странную ситуацию трудно даже представить.

И все же, когда Клодия вернулась в гостиную, гость по-прежнему находился там, вполне реальный, хотя, похоже, снова уснул. Он сбросил с ног пусть потертые и поцарапанные, но вполне современные кожаные туфли, которые, по всей видимости, не входили в маскарадный костюм, и свернулся калачиком на диване, подложив сложенные руки под щеку, как спящий херувим.