Понедельник, 23 сентября

Утром нам пришлось отстаивать правомерность своих действий перед окружным судьей на Манхэттене Сильвестром Дж. Райаном, главным судьей округа. Когда мы закончили выступление, он великодушно отметил огромный объем работы и юридических изысканий, проделанных нами за столь короткий промежуток времени, который был нам отведен. Меня же этот комплимент предельно встревожил. Если судья начинает хвалить твою работу, обычно это означает, что ты проиграл.

Отдав распоряжение, чтобы дополнительный меморандум по чисто техническим вопросам применения законодательства был ему вручен к четвергу, судья Райан отложил вынесение решения по обоим пунктам.

Следуя моему предложению, представители обвинения и защиты встретились в 15.30 в личном кабинете судьи Байерса, чтобы в неформальной обстановке обсудить будущее развитие дела. Излагая нашу позицию, мы объяснили судье, что работаем буквально день и ночь, но в самом лучшем случае нам необходимо время до 1 ноября, чтобы подготовиться к защите должным образом. В соответствии с обещанием, данным ранее прокурором Муром, обвинение не возражало против такой отсрочки.

Однако здесь сказал свое веское слово судья Байерс, заявивший, что не потерпит столь длительного отлагательства, и доверительно сообщивший ожидаемую им самим дату начала процесса – 30 сентября, то есть всего через неделю.

– Понимая немалые сложности, с которыми столкнулась защита, – сказал он, – могу заверить вас в своей способности завершить все необходимые для вас дополнительные процедуры в кратчайшие сроки.

Затем, впав в нравоучительное настроение, он откровенно и подчеркнуто изложил свои взгляды на последние тенденции в решениях Верховного суда относительно как коммунистов, так и обычных преступников, отметив, что, по его мнению, они делают «осуществление правосудия почти невозможным».

Мы покинули его кабинет в весьма удрученном настроении. Я же упрямо продолжал верить, что, несмотря на ультраконсервативные личные убеждения судьи, он сумеет обеспечить справедливое рассмотрение всех наших аргументов.

Четверг, 24 сентября

Мои помощники позвонили рано утром, возмущенные так, как способны возмущаться только очень молодые юристы. После вчерашней встречи в офисе судьи Байерса они пребывали в твердой уверенности, что он заставит нас начать слушания в понедельник, и нам следовало сделать все возможное для отмены подобного решения. Они считали принуждение нас к исполнению обязанностей адвокатов до того, как мы окажемся полностью готовы, типичным прецедентом «обратимой ошибки»[11], позволяющей апелляционному суду отдать распоряжение о повторном рассмотрении дела. Никого из нас подобный оборот событий не устраивал.

Я предложил излить душу перед судьей Абруццо, который назначил меня защитником и повесил этот мельничный жернов на наши шеи. Причем судья неоднократно повторял приглашение обращаться к нему лично, если у нас возникнет необходимость посоветоваться.

В 14.30 мы уже сидели перед судьей Абруццо и объясняли ему свои сложности. «По нашему мнению, – заявили мы, – принуждение нас к слушаниям сейчас станет со стороны суда актом чистейшего произвола. Его с большой долей вероятности можно будет рассматривать как нарушение установленной процессуальной процедуры, а значит, «обратимой ошибкой». Если честно, то и одного суда окажется для всех участников более чем достаточно. Повторное разбирательство совершенно ни к чему».

Судья Абруццо высказал нам свое понимание и сочувствие, но пояснил, что у властей существует очень веская причина провести суд как можно раньше. Если мы позволим им выбрать хотя бы состав жюри присяжных, был уверен он, суд даст нам затем любую отсрочку в разумных пределах. Но Абруццо тут же добавил, немного подумав, что не имеет права разглашать причину, заставлявшую обвинение стремиться к спешному началу процесса. (Лишь месяцы спустя мы обо всем узнали. Хейханен снова запил и пытался взять назад свое обещание выступить в суде против Абеля. А без его показаний у правительства не оставалось по-настоящему весомых доказательств вины подсудимого.)