– Тебе в голову? – изумленно вытаращился на него Доминик. – Да ведь мне пришлось чуть ли не пинками тебя гнать!

– Чепуха! – твердо заявил Паркер. – Я всегда ладил с детьми. Каждый художник сам немного ребенок в душе. Нам нужно оставаться молодыми, чтобы творить. Дети вдохновляют меня, придают мне свежих мыслей и сил.

– Теперь тебе остается только завести собаку.

Паркер рассмеялся, допил пиво и наклонился к нему поближе.

– Похоже, с тобой все в порядке. А утром ты был слегка не в своей тарелке. Верно?

– Много проблем, – сказал Доминик. – Но я держусь. По ночам гуляю по дому уже реже. И кошмары почти прекратились. Доктор Коблец свое дело знает.

– Как продвигается новая книга? Только не морочь мне голову, говори прямо.

– Хорошо, – соврал Доминик.

– Когда ты говоришь с такой миной, – Паркер внимательно вгляделся в Доминика, – сразу видно, что ты наглотался таблеток. Надеюсь, ты не злоупотребляешь ими?

Проницательность художника вконец обескуражила Доминика.

– Я же не идиот, чтобы сосать валиум, как леденцы. Конечно, я принимаю только нужную дозу, – пробормотал он.

Паркер смерил его пристальным взглядом, но не стал углубляться в этот вопрос.

Фильм, на который они пошли, был интересный, но первые полчаса Доминик нервничал. Когда беспокойство уже грозило перерасти в нервный срыв, он выскользнул в туалет, где судорожно запихнул в рот успокаивающую пилюлю.

Но главное, что он все-таки побеждал болезнь. Он выздоравливал. Сомнамбулизм отступал.

В туалете воняло мочой, несмотря на сильный хвойный запах дезинфекции. У Доминика закружилась голова, и он поспешно проглотил пилюлю, даже не запив ее водой.

В ту ночь страшный сон вновь приснился ему, хотя он и накачался снотворным. Но на этот раз Доминику уже запомнилась большая его часть, а не только та, где его суют головой в раковину.

Итак, он был в какой-то комнате, где все словно бы затянулось густым туманом. Или же туман был лишь перед его глазами, во всяком случае, он ничего толком не мог разглядеть. Рядом с кроватью была какая-то мебель, еще было не менее двух незнакомых мужчин. Очертания их расплывались, словно это были струйки дыма.

Ему казалось, что он где-то под водой, очень глубоко в толще загадочного холодного океана. Доминик дышал с трудом. Каждый вдох и выдох был мучителен, словно агония. Он чувствовал, что умирает.

Две неясные фигуры приблизились, взволнованно переговариваясь: похоже, их беспокоило состояние Доминика. Разговор шел на английском, однако Доминик ничего не понимал. Потом его коснулась холодная рука, звякнула какая-то склянка, где-то хлопнула дверь…

Действие стремительно, словно в кино, переместилось на кухню или в ванную. Кто-то тыкал его лицом в раковину. Дышать стало еще труднее. Воздух сгустился и, казалось, застревал в ноздрях, прилипал к ним. Он пытался выдохнуть его, почти задыхаясь, а те двое незнакомцев орали на него, но он так ничего и не понимал из того, что они пытались ему внушить, и они снова и снова тыкали его лицом в раковину…

Доминик проснулся: он лежал в постели. В прошлую субботу он стряхнул с себя сон не на кровати, а в ванной. На сей раз он был под одеялом.

«Я все-таки выздоравливаю», – подумалось ему.

Дрожа всем телом, он встал и включил свет.

Никаких баррикад. Никаких следов паники во сне.

Он взглянул на электронные часы: 2 часа 9 минут. На ночном столике стояла наполовину пустая банка пива, теперь уже теплого. Он запил пивом таблетку снотворного.

Я выздоравливаю.

Была пятница, 13 декабря.

В пятницу ночью, спустя три дня после необычайного происшествия на шоссе по дороге домой, Эрни Блок вообще не сомкнул глаз. Едва темнота сгустилась вокруг него, его нервы напряглись как струна, и он с трудом сдерживался, чтобы не закричать.