Иной раз тетя Крохоборова, встречая Дядю Лёню не говорила вообще ничего, но вздыхала так тяжело, а ее лицо было столь несчастно, что слова уже казались лишними. С течением времени, не работавший в направлении борьбы с шумом в подъезде и, более того, не имевший ни малейшего понятия, каким образом он мог это вообще делать, Шлепанцев всеми силами пытался избежать случайной встречи со своей квартиранткой. Для того, чтобы не видеть ее несчастное лицо с ее главным вопросом и не слышать глубокие вздохи.

Нет, Дядя Лёня не был совсем уж бессердечным. Он вполне допускал, что существовали люди, которые считали, что у них болела голова. В принципе, она действительно могла болеть. И даже очень. Но, во-первых, он не понимал, причем здесь он. Во-вторых, ему самому с определенного момента начало казаться, что теперь и у него болела голова после каждой встречи с тетей Крохоборова.

Вообще Дядя Лёня всякий раз, собираясь выйти на улицу, стал регулярно выполнять один и тот же набор действий, совсем скоро оформившийся для него в систему. Поднимаясь со стула или дивана, первым делам он бросал взгляд на потолок. Пытаясь определить, где находилась в этот момент черная муха, и угадать ее примерные планы на ближайшую минуту. Затем залезал на подоконник, заглядывая в форточку – нет ли поблизости хмурого Бандюганова. Далее он тихо, затаив дыхание, чтобы не обнаружить себя, скользил в своих шлепанцах по направлению к входной двери. И аккуратно заглядывал в глазок. У тети с очень больной головой была привычка – периодически стоять перед его дверью с бесконечно несчастным лицом и поджидать. С целью опять на что-то пожаловаться и повздыхать. Если тети Крохоборова не было видно поблизости, Дядя Лёня аккуратно, буквально на цыпочках, пробирался по ступенькам наверх в надежде не попасться на глаза квартирантке перед подъездом.

Как-то раз Дядя Лёня возвращался домой из буфета, где приходилось тратить время и нервы, буквально выгрызая из лап Крохоборова не совсем уж просроченные продукты. А требование чека Крохоборов вообще воспринимал как личное оскорбление с крайне недовольной гримасой. И на обратном пути встретил квартирантку, словно нарочно поджидавшую его у подъезда со своим вечно несчастным лицом. Разумеется, с глубокими вздохами Шлепанцеву в очередной раз были высказаны многочисленные жалобы на шум, справляться с которым он отчего-то не спешил. Дядя Лёня, уже сидя дома с разболевшейся головой, тоже начинал глубоко вздыхать, находясь в совершеннейшем ужасе от того, что эта ерунда могла быть еще и заразной.

И вот однажды в семь утра в дверь цоколя Дяди Лёни раздался слабый, но настойчивый стук. Шлепанцеву в это время снился кошмар. В нем Бандюганов со своими ужасными волкодавами и черной мухой преследовал его. Дядя Лёня всякий раз в последний момент чудом выскальзывал из его волосатых лап. Сначала гипнотизёр Пятницын загипнотизировал его преследователей. Они замерли как вкопанные, включая зависшую в воздухе черную муху. К сожалению, всего лишь на одну минуту. Но этого времени хватило Дяде Лёне для того, чтобы вскочить верхом на коня, украденного специально для этого случая почтальоном-конокрадом Пастушковым.

Дядя Лёня, пришпоривая коня своими шлепанцами, надетыми на носок, пытался оторваться от преследователей. Но и те тоже не дремали. Они буквально летели за ним, кто в переносном, а кто и в прямом смысле. Конь просто выдохся, но добрый Командировкин прямо из командировки вызвал в этот момент для Дяди Лёни машину.

Дядя Леня прыгнул в подъехавшее такси, чтобы умчать на ней подальше от опасности. Но тут он, бросив взгляд на водительское кресло, увидел улыбавшееся лицо в тюбетейке. И в ужасе понял, что это самый медленный таксист Кимычев. И когда улыбающийся Кимычев аккуратно пристегивал ремень безопасности, поправлял зеркала и собирался достать из бардачка карту, банда в полном составе настигла Шлепанцева. В дверь автомобиля кто-то постучал…