– Женская…?
– Угу.
Смущенный, я спросил, что находится в задней комнате.
– Там проходят всякие праздники, – ответил он. – Мальчишники, встречи выпускников, рождественские вечеринки, отмечание побед в Детской лиге. И рыбьи бои.
– Рыбьи? – переспросил я.
– Рыбьи бои, – подтвердил Кольт, возникая у меня с другого бока.
Бармены, объяснил он, часто сажают двух рыбок-петушков в один аквариум и делают ставки, кто победит.
– Но рыбки, – печально закончил он, – быстро устают, и приходится объявлять ничью.
Дядя Чарли вышел из подвала и включил проигрыватель.
– Ах, – вздохнул Бобо, – «Летний ветер».
– Великая песня, – сказал дядя Чарли, прибавляя громкость.
– Мне нравится Синатра, – сказал я дяде Чарли.
– Всем нравится Синатра, – ответил он. – Это же Голос.
Он не обратил внимания на потрясенное выражение у меня на лице.
Вскоре настало время нам с дядей Чарли возвращаться домой. Я едва сдерживал слезы, зная, что дядя Чарли только примет душ и вернется назад в бар, а мне придется сидеть в напряжении и жевать несъедобную еду за ужином с бабушкой и дедом. Отлив тащил меня к дедову дому из бара и от этих парней.
– Здорово, что ты поехал сегодня с нами на пляж, – сказал на прощание Джоуи Ди. – Присоединяйся еще, пацан.
Присоединяйсяещепацан.
– Обязательно, – сказал я, пока дядя Чарли вел меня к задним дверям. – Обязательно.
В то лето я ездил на пляж каждый раз, когда позволяли погода и похмелье. Открывая глаза поутру, я первым делом смотрел на небо, а потом узнавал у бабушки, во сколько дядя Чарли вернулся вчера из «Диккенса». Голубой небосвод и раннее возвращение означали, что к полудню мы с Джоуи Ди уже будем качаться на волнах. Тучи и приход под утро – что мне предстоит сидеть на двухсотлетнем диване, читая «Микробиографии».
Чем больше времени я проводил с дядей Чарли, тем больше походил на него. Я говорил, как он, ходил, как он, копировал его манеры. Задумавшись, подносил руку к виску. Подпирал голову ладонью за едой. Я пытался сблизиться с ним, втягивал в разговоры. Мне казалось, это должно быть легко. Раз мы вместе проводим время на пляже, значит, мы друзья, так? Но дядя Чарли был настоящим сыном своего отца.
Однажды вечером я застал его сидящим в одиночестве за обеденным столом: он читал газету и поедал стейк на кости.
– Жалко, что дождь будет, – сказал я.
Он подскочил и прижал обе ладони к сердцу.
– Иисусе! Откуда ты взялся?
– Из Аризоны. Ха!
Молчание.
Он потряс головой и вернулся к своей газете.
– Жалко, что дождь будет, – повторил я.
– Мне нормально, – ответил он, не поднимая головы от газеты. – Подходит к настроению.
Я нервно потер друг о друга ладони.
– Бобо сегодня придет в «Диккенс»? – спросил я.
– Ответ неверный. – Он так и смотрел в газету. – Бобо на больничном.
– А чем Бобо занимается в баре?
– Готовит.
– А Уилбур придет?
– Уилбур катается на поезде.
– Мне нравится Уилбур.
Нет ответа.
– Там и Кольт будет?
– Ответ неверный. Кольт идет на игру «Янки».
Молчание.
– Кольт забавный, – заметил я.
– Да, – торжественно изрек дядя Чарли. – Кольт забавный.
– Дядя Чарли, а можно мне посмотреть следующие гонки на выживание на Плэндом-роуд?
– На Плэндом-роуд каждый вечер гонки на выживание, – сказал он. – Весь город в состоянии алкогольного опьянения. Ты же не против, что я говорю «в состоянии опьянения», да?
Я задумался. Надо было решить, как лучше ответить. Спустя примерно минуту я сказал:
– Нет.
Он отвернулся от газеты и воззрился на меня.
– Что?
– Я не против, что ты говоришь «в состоянии опьянения».
– О!
Он снова уткнулся в газету.
– Дядя Чарли? – позвал я. – А почему Стив назвал бар «Диккенс»?
– Потому что Диккенс был великим писателем. Стиву нравятся писатели.