В довербальной фазе развития дети, испытывая эмоции, не могут выразить их словами и поэтому плачут, смеются и кричат, пытаясь донести до нас свои переживания. Взрослея, они учатся интуитивно понимать эмоции других, а также различать и более или менее адекватно выражать собственные. Однако иногда, в силу некоторых причин и обстоятельств, взрослые люди всего этого не умеют или, находясь в стрессовой ситуации, переживают регрессию, соскальзывая в одну из ранних фаз развития. В такие моменты человек может сжиматься от боли или становиться красным от злости, но при этом ему кажется, что он не испытывает никаких чувств: привычка подавлять и вытеснять эмоции не допускает их в сознание, и тело как бы само по себе выражает эти эмоциональные переживания. В моей работе бывает так, что клиент, затронув чувствительную для себя тему, помимо собственной воли вдруг начинает плакать. Чтобы поддержать осознанность клиента и его контакт с реальностью, в такие моменты я спрашиваю: «Что за эмоцию вы сейчас ощутили, когда заговорили о болезненной теме?» И ответ часто звучит как «Я думаю, что это было несправедливо» или «Я ничего не чувствую». При этом по розовеющим щекам катятся слезы, губы и руки дрожат, и человек с трудом со всем этим справляется… Только осознав и приняв собственную эмоцию, то есть оставив попытки вытеснить ее и «задушить», он возвращает себе здоровый внутренний баланс.

Здесь уместно упомянуть, по каким причинам мы разучаемся осознавать свои эмоции. В одном путешествии со мной произошел образцовый эпизод на эту тему. Входя в помещение и открывая дверь от себя, я внезапно услышала глухой звук от удара о что-то внутри. Оказалось, мне навстречу шла женщина с ребенком в сумке-кенгуру и его голова, выдававшаяся вперед на уровне маминой груди, как раз и ударилась о дверь. Ребенок, разумеется, захныкал, а мама тут же зашикала на него, приговаривая «nichts passiert, nichts passiert!» («ничего не случилось, ничего не случилось!»).

Другая ситуация: маленькому мальчику, упавшему с велосипеда и больно ободравшему колени, папа строго говорит: «Ну не страшно, до свадьбы заживет. Не плачь, ты же мужик!»

В каждой из описанных ситуаций ребенок переживает эмоции и делает выводы о них, исходя из реакции взрослых. Если ребенку больно или страшно, но его не утешают, а говорят, что ничего не произошло, то он вынужден как-то встроить это противоречие в свою реальность и снять возникший когнитивный диссонанс. Потому что тут одно из двух: либо ребенок со своей эмоциональной реакцией неадекватен, либо неадекватны родители со своей оценкой его переживаний и их причин. Поскольку от родительских фигур мы в детстве эмоционально зависим и в целом они являются для нас авторитетами, то на их адекватность нам приходится полагаться.

Здоровой реакцией родителя в подобных ситуациях является сочувствие и утешение, при котором родитель не обесценивает эмоции ребенка, то есть не говорит, что «ничего не случилось» и что на самом деле это не больно. Можно посочувствовать без слов, просто обняв ребенка. А можно вербализовать его переживания, например, так: «Я понимаю твою злость, меня бы это тоже разозлило» или «Конечно, это грустно/больно/пугающе». Чаще всего родители избегают проговаривать эмоции ребенка из лучших побуждений, стремясь как бы сократить его страдания или боясь сделать из него «нежную мимозу» этим «сюсюканьем». Но эффект получается не в пользу ребенка: адаптируясь под родительские ожидания и представления, он учится вытеснять эмоции и начинает считать чем-то неадекватным как их, так и порой себя самого: «нормальные люди не испытывают этих эмоций, значит, я ненормальный».