–Тина, а как же твой Лебедев, вы же с ним уже лет 15 живёте типа как муж и жена? – спросила я.

–Знаешь, Анька, меня так достала нищета. Я ничего, ничего не хочу. Ни любви, ни славы, ни успехов. Ни Лебедева. Одного хочу: ДЕНЕГ! Только они дадут мне настоящую свободу. Будут деньги, будет всё: и любовь, и творчество, и наша с тобой и галерея, и отель, и журнал, и бутики, и мужики пойдут настоящие, не то, что неудачник Лебедев.

–Да не такой уж он неудачник! У вас вот свой мерседес есть…

–Да на фиг нужен мне этот мерседес, одно название, старая калоша. Квартиры нет у Лебедева, и никогда не будет, с мамой в коммуналке живёт. А мерседес скоро развалится.

И вместе с Тиной пришёл ко мне в тот день Вениамин, давний мой знакомый, которого я 10 лет не видела. Всплыл он внезапно. И вот Тина вошла, а рядом с моим столом уже сидел Вениамин, с длинными светлыми волосиками своими, такой скромный и невзрачный, обесцвеченный и исчезающий весь. Он только что что-то мне наладил, и раздавалось вожделенное шипение в проводах, это Интернет заработал, ура! Меня охватило ощущение дикой радости, что связь с миром пошла, что свобода добиваться желаемого усилилась.

Вениамин даже и головы не повернул в сторону Тины. Он был весь там – за экраном лупоглазым, он там что-то шарил и выискивал в каких-то выпрыгивающих синих буковках и циферках. Тина тоже Вениамина не сразу заметила.

      Она сказала: «Нет ли у тебя выпить в доме? Замёрзла я, пока к тебе шла. Лучше не чаю выпить, а покрепче. Я с собой принесла. На, открой бутылку!». Я ей подмигнула, и мы вышли на кухню.

–А подружку свою позови! Пусть с нами выпьет! – сказала мне Тина Подгорская.

–Какую подружку?

–А вот ту, что в комп уставилась, беленькую, с волосиками длинными.

–Да это ж не подружка! Это знакомый компьютерщик, он пришёл в моём железе пошоркаться, починить там что-то, а то вечно зависает.

–Ну, так позови его! Пусть с нами выпьет! – так сказала Тина.

Мы заглянули из кухни в комнату. Вениамин сидел, весь поглощённый всякими процессами в компе, он даже на наш шорох не обернулся.

–А ну его! Давай одни бутылку разопьём!

–Да неудобно, всё же живой человек, хотя и очень увлечённый. Чрезмерно.

–Уверяю тебя, он даже не заметит, что мы тут делаем. Он такой… Ну, настоящий компьютерщик. Он, наверное, не то, что бутылку, он и тебя не заметил, что ты пришла. И что я тут есть – он этого тоже во внимание не берёт. Математик, блин. Компьютерный придаток.

–Нет, всё же неудобно как-то. Надо позвать.

–Веня! Немотаев! Налить тебе рюмашку вина хорошего? – спросила я молодого человека.

Тот неказисто рывком обернулся, зажестикулировал напряжисто, потом сказал, что не откажется.

Мы ему плеснули немного на дно бокала, он с нами неловко чокнулся и тут же потерял к нам всякий интерес, уткнулся в экран. Мы взяли бокалы и улизнули на кухню за закрытую дверь.

–Как твои пацаны?

–На даче. Я вот неделю уже одна в квартире. Мне, если честно, просто плохо физически и душевно. Я привыкла каждый день как белка в колесе быть придатком при детях. Я уже умерла вся. Всё человечье во мне умерло. Я как механизм какой-то бытовой. В-общем, жизнь моя, иль ты приснилась мне? Моя мамаша взяла детей на дачу на лето, и Фокин сказал, что где дети, там и деньги. Мамаша рада, теперь типа она жена Фокина, и мои дети – это их дети. Наконец, ей удалось сделать по-своему щучьему хотению. Меня из жизни вытеснить, влезть на моё место и типа омолодиться. Не зря она Фокина к себе в каморку заманивала, блинчики там ему подсовывала на кровати своей, ворковала там с ним. Доворковались до полного маразма. Детей жалко, одичают они с ней на даче. Она же ненавидит любые формы интеллекта, развивающих занятий. Зоя Игнатьевна моя – она же порождение завода, люди для неё что детали. Сунула в рот плюшку три раза в день – вот и весь механизм. Мне деньги нужны, в три раза больше, чем одинокому человеку. Чтобы на дачу ездить, детям фрукты возить, котлетки натуральные. Переживаю я.