– Нет, не умею я писать. – После паузы ответил молодой невольник. – А вы как ни будь пробовали освободится или бунтовать?

– Конечно. Однако двигаемся мы медленно. Если убегать, то после нас всегда дорога остаётся и по ней легко догнать. Мы против Заносчивых даже руки высунуть наружу не можем, а они против нас имеют крюк—копьё: им и колют сквозь люки в оковах. Если им надо нас куда-то вести, то захватят крюком кольцо снаружи, потянут за него. Упираться мы не можем, так-как нас сразу душат колодки на шее, стягивает руки, и ведут они нас куда им надо.

Медленно потекла новая жизнь. Не раз пробовал избавиться от своей железной одежды Молодец-удалец. Однако, когда он пытался снимать оковы, они гремели, колодки на шее сжимались, и он от удушья падал. Охранники прибегали на шум, злились, и в итоге невзлюбили его. Переставили в самый перед змея, туда, где никто долго не выдерживал.

Хорошо у них получалось дороги делать, стало больше заказов. Заносчивые, приводили на место и оставляли змея одного, продираться через пни, делая дорогу. Так и в тот раз, погнали их как-то на работу, подальше чем обычно. Охранники привели на место, сказали – если не успеете пройти, то останетесь без ужина, на ночь в лесу. – Сами ушли в город погулять. Пошли по указанному направлению люди, закованные в змея, раздирая в щепу крепкие пни своими железными когтями. Однако, в этом лесу, пни от деревьев были такими крепкими и большими, что, не сделав всей дороги к вечеру, они выбились из сил и чуток остановились передохнуть. Смотрел на окружающий лес невольник и вспоминалась ему его родная Деревенька, там вокруг стояли такие же могучие деревья. Внезапно на них набросилась с лаем собака. Видно было, что верёвку обгрызла и побежала в лес спасать свою деревню от какого-то странно шумящего железного страха. Людям закованным, не было зла на животинку. Защищены оно были от любых когтей и зубов своим железным платьем-тюрьмой. Эта милая собака не испугала их, а напомнила им о прошлой, беззаботной жизни. Удивился Молодец-удалец лаю этой собаки, очень сильно напомнила ему его родную дворняжку. Жаль, сзади лает, хотел бы взглянуть на неё. Вспомнилось, как они с его собачкой в детстве убегали в лес, как она от него далеко убегала, но на его особый свист всегда возвращалась. Невзначай, засвистел он любимый мотив.

Сквозь внезапно появившееся слёзы он ничего не видел, не слышал тоже ничего, и что собака лаять перестала, и что другие ему шепчут:

– Остановись, не тяни нас. Собака вьётся около тебя!

Только тогда, когда сквозь открывшийся вовнутрь передний лючок, в его грудь ткнулся мокрый нос взрослого пса, он узнал в этом звере дружка своего беззаботного детства. Губы еле-еле смогли молвить:

– Дружок!

Больше сил не было ни на что, только молча слёзы катились по немытой щеке. Пёс скулил, звал домой, ведь дома ждут, а его товарищ стоит, не двигается. Неожиданно услышали гогот возвращавшихся охранников. После гулек в городе, они навеселе возвращались к невольникам. Махали своими крюк-копьями, хвастаясь друг перед другом, как крепко будут воспитывать змея за медленную работу. Испугался Молодец-удалец, что Дружок бросится на Заносчивых, что заколют они его своими крюк-копьями. Приказывал Дружку:

– Домой!

Не слушался Дружок, не хотел оставлять его, он ведь так долго ждал. Понял Молодец-удалец, что надо дать Дружку какое-то задание. С трудом стащил из-под верёвок шапку с головы, когда-то вязанную мамой, и дал Дружку. Схватил её пёс и унёсся домой, в Деревеньку. Только его хвост Заносчивые и успели увидеть. Подошли, ругаться стали: