– Инесса, ты обедала? – спросила мама и загремела посудой. Гром раздавался по-военному четко и слаженно, как на настоящей войне.

– Не хочу, – я уткнулась лицом в спинку дивана.

– А ты через «не хочу» поешь, дочка, а когда пообедаем, ты мне все расскажешь. Договорились? – Мамина ладонь скользнула по моей щеке. Температуру проверяет. Думает, что я пылаю от жара. Нет, не пылаю. Я холодная и бесчувственная рыбина. Кровь во мне застыла.

– Инесса, на даче сломался водовод, – скороговоркой пронеслось по кухне.

Это знаменитый мамин прием. Дачей она меня заводит с одного оборота. Лишь только я слышу это сакраментальное слово «дача», у меня начинается сердцебиение, учащается дыхание, пульс, в общем, все тело волнуется и живет. Но сломанный водовод меня не возмутил. Сломался так сломался. Будем жить без воды, как в пустыне.

– На ремонт рабочие просят пятнадцать тысяч рублей, – мама не сдавалась. Она еще надеется, что дачные пакости поднимут меня с диванчика, я раскутаюсь, сброшу скатерть и вновь превращусь в прежнюю Инессу. Не дамся. Никакая провокация не возродит меня к жизни. Прежняя закончилась, а новая еще не началась.

– Мам, ты зачем приехала, скажи на милость, а? Чтобы травить меня дачей? У меня большие неприятности, огромные, вот такие, – я широко расставила руки, как те рыбаки, что выловили золотую рыбку размером с осетра.

– Не такие страшные, эти твои неприятности, ты все преувеличиваешь, Инесса, – мамин голос зажурчал, как горный ручей.

Не переношу, когда она со мной разговаривает вот так. Я выросла, а мама видит во мне маленькую девочку, капризную и упрямую.

– Вовсе не преувеличиваю, меня с работы уволили, машину угнали, кто-то дурные слухи распустил обо мне по городу… – Перечисление неприятностей привело мою мнительную родительницу в шоковое состояние. Она побледнела. Затем порозовела и, в конце концов, побагровела.

– Машину-то зачем угнали? – спросила мама совершенную чушь.

– Мам, меня не спросили. И не сообщили почему-то, зачем машину угнали! – Мне стало жаль бедную маму. Я засмеялась и обняла ее. Мама уткнулась мне куда-то в шею, видимо, переживала, что на дачу не на чем будет ездить.

– А ты в милицию заявила? – спросила она, щекоча губами кожу. Я громко расхохоталась. Мой дикий смех окончательно перепугал маму. Она замахала руками, жалобно сморщилась, вся в один миг постарела, сгорбилась.

– Мам, какая милиция? Они даже Жванецкому джип не нашли. «Дежурному по стране»! У жены министра машину угнали, что, нашли? Нет, не нашли. Кто будет искать мой кабриолет? Мне работу найти надо, некогда тут по милициям бегать.

Я уселась на пол и взяла котенка на руки, тот сразу сладко замурлыкал. Если мама узнает, что меня турнули вдобавок из Дома творческих работников, она всенепременно умом тронется.

– Пока ты ищешь работу, можно переводами заняться. У меня есть знакомая, она книгу написала, теперь хочет за границей издать. Ей срочно перевод нужен. Возьмешься?

Мама не спрашивала меня, она навязывала свои услуги по добыванию пищи для кота, сочувствуя животному, попавшему в житейские передряги благодаря непутевой дочери.

– Конечно, возьмусь, мам, какие проблемы. Пусть твоя знакомая позвонит мне, я переведу.

В детстве мама заставляла меня учить английский язык, дескать, всегда живой заработок в кармане, если есть накопления в голове. Я же считала в детстве, что моя мать – настоящее «гестапо». Как оказалось, она у меня большая умница, моя мама. Мы с котом с голоду не умрем. Не пропадем в этой жизни. У нас – воспитание по высшему классу, разностороннее, со знанием иностранного.