Отец взял ее за руку.

– Чем бы ты тогда занялся?

– Это не важно, – вздохнул он. – Я – трус. Я поддерживаю эту чушь, чтобы платить по счетам. Помни, мы все – божьи дети. Будь смелее меня.

Хейзел не могла представить себе ситуации, в которой ей понадобилось бы проявить смелость. Но уже очень скоро она вспомнит напутствие отца.

Первый свидетель

– Я хочу вызвать своего первого свидетеля, – сказала Афродита судье.

Арес кладет подушку на свою оголенную грудь.

– Ты же не позовешь сюда смертных?

– Держи себя в руках, – говорит ему богиня. – Ваша Честь? Вы позволите?

Гефест размышляет: на что он соглашается? План побега? Попытка позвать на помощь? Но она зашла так далеко в своей истории. Ему любопытно, и он молча кивает.

Она бросает взгляд на окно. По нему проносится яркий световой луч, и уже через секунду они слышат стук в дверь.

– Заходи, – говорит Афродита.

В номер заходит высокий мужчина в свободном полосатом костюме голубого цвета, гибкий и атлетичный. На нем яркий галстук цвета фуксии, бело-коричневые оксфорды и белая шляпа, надвинутая на лоб.

Слишком много мужской красоты для одной комнаты. Вновь прибывший просто прекрасен. Греческий профиль, мускулистая фигура, золотистое сияние кожи. Он идеален.

Молодой мужчина видит пленников, накрытых золотой сетью, и фыркает от смеха.

– Даже не представляю, что у вас тут происходит, – он поднимает руки в воздух. – Но я вас не осуждаю. В конце концов, не я здесь судья, – юноша замечает в руках Гефеста судейский молоточек.

Посмотрев на Афродиту, он приподнимает шляпу в приветственном жесте.

– Добрый вечер, сестренка.

– Добрый вечер, Аполлон, – отвечает богиня. – Закат сегодня особенно прекрасен.

– Приятно, что ты заметила, – он прыгает на кровать, проверяя, насколько в матрасе упругие пружины. – Так что у вас происходит?

– Трибунал ревнивого мужа, – объявляет Арес. – Его жена выбрала мужчину получше.

– Тебе нужно окунуться в ледяную воду и прийти в себя, – вмешивается Гефест.

– Она рассказывает историю, – говорит Арес Аполлону. – Чтобы объяснить, почему она выбирала меня. Почему Любовь любит Войну, так сказать.

Он чувствует себя умным. Редкое явление за пределами поля боя.

– Ты вообще слушал меня все это время? – огрызается Афродита.

– Почему Любовь любит Войну? – эхом повторяет Аполлон.

– Дело совсем не в этом, – протестует богиня, но Аполлон уже заинтригован.

– Я просто без ума от Войны, – заявляет он.

Арес морщит нос.

– Что ж, это довольно неловкая ситуация…

– Возможно, в другой раз, – говорит Аполлон с ленивой грацией. – Я не тебя имел в виду.

– И Колизея не хватит, чтобы вместить самовлюбленность этих двоих, – бормочет Гефест.

– Афина – вот кто в моем вкусе, – объясняет Аполлон. – Яростная, прекрасная, невероятная. Война, мудрость и ремесло. Мы были бы отличной парой. Изысканной и модной. Богемной, но приземленной. Только представьте, какие бы у нас были дети.

– Забудь об этом, – говорит Афродита. – Афина не влюбится ни в тебя, ни в кого-либо еще. Поверь мне.

– Я еще завоюю ее сердце, – отвечает Аполлон. – Но, возвращаясь к твоему вопросу, в чем притягательность Войны?

Гефест стучит своим судейским молотком.

– Вопрос отклонен. Меня это не интересует.

Аполлон задумчиво потирает подбородок.

– Взять, к примеру, чуму. Во время последней войны, моя так называемая «испанка»[8] стала настоящим триумфом. Она забрала вдвое больше душ, чем твоя «великая» война, Арес.

– И ты этим гордишься? – изумляется Гефест.

– Дело не в количестве трупов, бог вулканов, – говорит Аполлон. – Я имею в виду ужасающую красоту масштабной, разрушительной силы. Когда Посейдон сотрясает землю и цунами смывает в океан все прибрежные поселения – это стоящее зрелище. Признай, тебе понравилась трагедия, разыгравшаяся у подножия Везувия. Ты гордишься тем, что случилось в Помпеях.