Заведения Дж. Лайонза были разбросаны по всему Лондону, и Джеймса преследовал совершенно нелогичный страх прийти не в то кафе. Он пришел в назначенное место еще до восьми часов, и, увидев, что Хейзел еще нет, неловко помялся снаружи. Ровно в восемь он зашел в кафе, сел на скамейку у двери и смял свою шляпу лишь для того, чтобы ее расправить и затем – опять смять.

Хейзел опаздывала, что не удивительно, учитывая, как проходило ее путешествие по утреннему Лондону.

Она проходила через квартал, затем поворачивала и шла назад, чтобы снова вернуться, на этот раз пройдя чуть дальше, потом ее охватывала паника и она бежала в сторону своего дома. К тому времени, как Хейзел добралась к Дж. Лайонзу, по ее спине стекали мелкие капли пота, хотя утро выдалось довольно холодным. Наконец, затаив дыхание и надеясь, что от нее ничем не пахнет, она зашла в кафе.

Джеймс вскочил на ноги. Только после этого он сообразил, как нелепо это выглядит со стороны, и напрягся всем телом. Он понятия не имел, что делать со своим лицом.

Хейзел видела, как он подскочил, явно в приступе разочарования, и скривил лицо от отвращения.

Она так и думала. Должно быть, от нее ужасно воняло. Она ужасно выглядела. Она была ужасной. И пригласить его сюда было ужасной, ужасной идеей. Ее рука все еще лежала на дверной ручке, и девушка в панике обдумывала пути отступления. Ее родители не должны об этом узнать. Нужно сделать вид, что этого никогда и не происходило.

При виде ее испуганного лица у Джеймса сердце ушло в пятки. Освещенная лучами утреннего солнца и одетая в повседневную одежду, Хейзел была еще милее, чем вчера вечером, но ей, очевидно, хотелось убежать. Что он мог сказать, чтобы облегчить ее страдания и дать понять, что она может уйти, если хочет?

– Доброе утро, – он непроизвольно улыбнулся, потому что воспитанные люди всегда желают доброго утра с улыбкой на лице.

– Доброе утро, – она протянула руку, потому что именно так поступают воспитанные люди, когда недостаточно хорошо знакомы со своим собеседником и не могут поцеловать или обнять его.

Но вчера она его уже поцеловала. О, как унизительно!

Он сжал ее руку в своих ладонях и снова улыбнулся. Хейзел тут же забыла о своем плане побега. Возможно, причина была в запахе лавровишневой воды.

– Столик на двоих? – спросила я.

Они последовали за мной к укромному столику за углом. Джеймс отодвинул для Хейзел стул и снял с нее пальто. Оставался только один свободный крючок, поэтому он повесил свое пальто сверху и покраснел. Наконец, он занял место напротив Хейзел.

Я подумала, что люблю этого мальчика. В самом невинном смысле этого слова.

– Советую попробовать лимонный торт, – сказала я, протягивая им меню.

Тем утром официантки работали медленно. Мои потенциальные влюбленные балансировали на лезвии ножа, и если бы я не усадила их за стол, кто знает, что могло бы произойти. Поэтому я приняла облик почтенной официантки средних лет. Не могу передать, как меня раздражала безрадостная униформа работников Дж. Лайонза, но иногда приходится идти на жертвы.

И нет, я не считаю это жульничеством, вмешательством или манипулированием. Я всего лишь исполняла работу компетентного обслуживающего персонала. Иногда судьбы людей зависят от еще более банальных вещей, чем официантка, флиртующая с поваром на маленькой кухне лондонского кафе.

Хейзел и Джеймс изучали меню так внимательно, словно от этого зависели их жизни. Все что угодно, лишь бы не смотреть друг на друга. Я послала небольшое облачко симпатии по направлению к кухне, чтобы заставить настоящую официантку еще немного полюбезничать с мистером Кондитером, который вырисовывал на десерте кремовую розочку. Из-за этого мне пришлось обслужить еще несколько людей, но я вооружилась чайником горячего колумбийского кофе и сделала утро посетителей Дж. Лайонза немного лучше. Особенно мне запомнился один тучный, лысый джентльмен. Думаю, старый негодник сразу заподозрил, что я не та, кем кажусь на первый взгляд.