- Да, до спокойных и воспитанных он доделистый… - подтвердила Любаша. – Он хороших девочек, так скажем, портить любит…

- А Волков? – вдруг спросила я, слыша себя как будто бы со стороны.

Никогда бы не решилась, а тут!

- Что Волков? – одновременно спросили девочки.

Я опустила взгляд.

- Ну? Он не женат, все вокруг него вертятся, а он злой такой. И бабы его бесят. – Я пожала плечами. – Может, он гей вообще?

Любаша прыснула, Оксанка захохотала.

- Ой, Варька, - отсмеявшись, сказала она. – Классная ты. Не гей он, солнышко. Просто тип такой, говнистый. Он женат же был.

- Был? Женат? – у меня лицо так вытянулось, что девочки разом закивали.

- Да, был. Они в разводе год уже, - сказала Люба.

- Ты бы её видела, - добавила Оксана и закатила глаза. – Такая цаца. Красотка, длинноногая, вся в шубах-брюлях, но стервааа…. Она тут такие скандалы приходила, закатывала…Жуть!

- Да, нам всем так Дмитрия Романовича жалко было… И это с его суровым характером-то!

- А дети? – спросила я, рассматривая трещинки на столешнице.

- Нет, детей у них нет. Они в браке года четыре прожили, - сказала Оксанка, коротко пожав плечами. - Уж не знаю, почему не сложилось. Но Волков молодой ещё, чего ему. Тридцать шесть лет – вся жизнь только начинается…

- Ага, - скептически покивала Люба. – Только что-то он не торопится никуда.

- Может, после стервы своей и не торопится, - тихо добавила я и посмотрела на коллег. – Нам пора, девчонки, а мне вообще к Волкову сейчас…

- Да, точно! – спохватилась Оксанка. – Идём скорее…

***

Мы поднялись на этаж, и я посмотрела на часы. Уже без пяти три. Что ж, да-да, пора идти к Волкову. Внутри затрепетало, волнение скользкой змеей проползло где-то в животе и сжало внутренности.

Я подошла к кабинету и постучала.

- Да.

Повернув ручку, я заглянула внутрь.

- Можно?

Волков кинул на меня быстрый взгляд, затем посмотрел на настенные часы.

- Уже три? Надо же. Проходи, Соловьева.

Я внутри вся сжалась. Не знаю, я уже вовсю сомневалась, что сработаюсь с этим грубияном, слишком уж израненной неженкой я была, если честно. А тут надо быть непрошибаемой, как Надежда Григорьевна.

Я прошла и села за стол возле картотеки. Волков не обращал на меня ровно никакого внимания, продолжая глядеть в монитор и щелкать мышкой.

Меня это бесило, но я молчала. Не хотелось лишний раз саму себя бередить. Минуты две я выждала, просто постукивая кедами по полу и глядя по сторонам. Монитор, как монитор. Стол чистый, убранный. Стопка бумаг, кабинка для медицинских карт, канцелярские принадлежности.

- Так что… - решила сделать попытку я, но меня тут же обломали.

- Сейчас закончу и поговорим.

Закончил он минут через пять.

- Так, для начала принеси-ка мне кофе, деточка, - сказал он хмуро, вглядываясь в какой-то документ.

Я вылупилась на Волкова, как будто бы у него вдруг выросла вторая голова.

- Вы.. что…вообще… себе позволяете?! Я вам тут не секретарша! – с возмущенным придыханием и едва ли не начиная ронять слезы, сказала я. – В мои обязанности не входит кофе вам приносить!

Волков с ледяным спокойствием отложил бумагу, и так же хмуро пронаблюдал за мной, раскрасневшейся, дышащей тяжело и возмущенно, лишь затем добавил:

- Ты в больнице, Соловьева. У меня через десять минут операция, которая продлится не меньше трех часов. Это просто моя просьба. Вот и всё.

Я покраснела ещё гуще. Я всё-таки всё слишком близко принимаю к сердцу. Мда, кажется, ему действительно нужна помощница покондовее, чем я.

- Прошу прощения, - пробормотала я, вставая из-за стола. – Я…Конечно…

- У раковины в углу полка, там кружка и остальное, - сказал Волков. – Воду лучше в кулере бери.