Больно сознавать, но кошмар закономерен. Стеша с самозабвенной страстью ваяла труд своей жизни, жадно представляя, как он выйдет в свет, и не подозревала, что готовит для себя страшную ловушку. А ведь жизнь ей уже преподносила подобные уроки, пытаясь научить смирению. Смирению пахать, не получая ни денег, ни признания, ни даже скромной радости подержать в руках результат своего труда. Она была убеждена, что если написать книгу собственной кровью, как говорил несравненный Андрей Платонов, то она обязательно найдет своего читателя, о чем бы в ней ни было написано – о полтергейсте, Колчаке или о тайской кухне. Стеша так и жила, и вот теперь обнаружила, что у нее не осталось ни крови, ни книги. А еще говорят, что женские опухоли – это застарелые обиды на мужчин! Исступленно роясь на чердаках памяти, она обнаружила, что при всей своей склонности драматизировать она никогда не страдала от мужчин так, как от заказчиков и от молоха издательского бесплодия. И вот эта обида – она и поселилась теперь в ней пожирающим нутро осьминогом…

Хватанула она, энтузиастка потустороннего фронта, и чужих ядовитых страстей. Не только от живых, кстати! Ведь наипервейшие мотивы, не дающие блудной душе оставить грешную Землю, – это гнев и отмщение. Хотя Стеша полагала эти воззрения наивными. Она была убеждена, что прежде всего душу волнует земная недовоплощенность и недосказанность. Попробуй понять, какой процесс пытается завершить неуспокоенный дух, что и кому он хочет сообщить или что доделать, – и он благодарно вернется в небесную негу, еще и помашет оттуда перышком. Жизнь подарила Стеше чудную историю с призраком. Вот где недосказанность сработала на все сто! И о чем надо писать… Посвященные в ту эпопею до сих пор уговаривали ее. Наивные! Людям кажется, что тема, хорошо прозвучавшая у камелька, в болтовне обаятельных книжных червей и бабочек, сулит коммерческую выгоду издателю. Полноте, друзья! Не на ваши ослепительные дарования нацелена издательская гильотина…

– Что делать будем? Надо врачей искать, делать что-то, а ты киснешь!

У Виктора была особая тактика борьбы с кошмаром: он считал, что сочувствие для Стеши губительно. Чтобы возродить ее сопротивляемость, нужно жестко игнорировать ее отчаяние. Бичевать ее право на нежность. Ее надо разозлить! Поэтому на доброе слово мужа она давно не рассчитывала. И, конечно, понимала, что он прав. Но сейчас он и сам испуган: кто ж демонстрирует такую щадящую черствость…

– Врачи у меня закончились. Ты же знаешь, я десятки обошла…

– Но где-то же они есть! Существует же на свете доктор, который тебе поможет.

– Где-нибудь под Пензой или в Сибири. Или в Австралии, может быть… Вик, ну что ты заладил?! Сам знаешь, мы с тобой были у корифейки, спасающей больных на четвертой стадии, от которых все врачи отказались…

– Спасающей?! Да она сама себя не может спасти от элементарного ожирения! Эндокринолог называется… Тебе что ни скажи, ты во все веришь. А этот бред, который она несла про собственные рок-оперы! Ты же слышала… безумная тумба, которая в свободное от неизлечимых больных время сочиняет рок-оперы! Такой ахинеи я еще не слышал…

– Чехов тоже был врачом и писателем. И так и не излечил себя от туберкулеза.

– Я вижу, тебе полегчало, раз ты споришь. Ты вообще что, согласна с ее диагнозом?! Во времена Чехова лекарств от чахотки не было, и ты это знаешь. И в ее возрасте Чехов уже давным-давно был на том свете. Я думаю, что он про эту кикимору с рок-операми написал бы фельетон. Хочешь проводить интеллектуальные параллели, вместо того чтобы искать выход, – ложись к кому попало под нож.