Переписка у них не была регулярной: то один, то другой иногда подолгу не отвечали на письма, то конверты терялись где-то в почтовых пересылках. Но Стас знал, что у него в городе Ленинграде живет друг Колька. И когда он написал ему, что у них на заводе есть общежитие, и если Стас хочет, то…

Стас хотел! Профессия в руках. И к черту завод! Стас слышал, что в Ленинграде в милицию можно устроиться на работу, если биография подходящая, и общежитие там дают тоже.

«… Я живу в комнате теткиной покойной сестры, и ты, пока не устроишься с работой и жильем, можешь жить у меня. Места хватит!»

Никто и никогда не приглашал вот так Стаса в большой город пожить, сколько надо. Он собрался быстро. Что его сборы? Две рубашки в хозяйстве, ботинки, смена белья, осенняя куртка. Из зимней вырос – рукава по локоть. Даже брать ее не стал.

В Ленинграде на вокзале встретил его Колька-кореец. И почему «кореец»? Внешне не похож на корейца. Совсем.

– Колька, все спросить хотел: ты почему «кореец»? Не похож ты на них ни фига!

– Точно! Не похож! – хохотнул весело Колька. – А я и не потому «кореец»! Я у торгаша одного из подсобки на рынке спер корейку – шмат постного мяса на ребрышках, килограммчиков так на пять. И сожрал! Когда меня прихватили, мяса уже не было, только косточки остались! За это менты меня «корейцем» назвали. И все ржали, глядя, как я каждые пять минут носился в туалет. Сказали, бог шельму метит!

Колька помолчал.

– А кореечка просто знатная была! Хозяин ее рвал и метал, требовал вернуть. А как там вернешь?! Да и я малолеткой был – что мне предъявишь?!

– Колька, а знаешь, какая у меня мечта? – вдруг спросил Стас.

– Откуда ж мне знать?! Ты мне не рассказывал!

– Я в милиции работать хочу! – выпалил Горенко.

– Фью! – присвистнул Колька. – Вот только этого мне не хватало! Корейкой, что ль, навеяло?!

– Не, я давно хотел! Помнишь, я еще в приемнике-распределителе рассказывал тебе, что у меня вся семья пропала?

– Ну-ну, припоминаю что-то такое…

– Ну, вот… Конечно, никто их не искал, я так понимаю. Потом, вроде, кого-то в лесу нашли. Но мои или не мои – никто особо не выяснял.

– Ты хочешь правду найти?

– Хотел. Раньше. А сейчас понимаю, что бессмысленно, – Стас глотнул судорожно, и закашлялся так, что слезы выступили. – Ой!… Подавился… Так вот, я хочу, чтобы такого не было больше ни у кого и никогда. Я хочу искать и находить.

– Мечта, значит? – спросил Колька.

– Мечта.

– Ну, для начала тебе в армию надо.

– Знаю! Я готов.

– Вот что, ты все-таки сначала к нам на завод давай. Получишь прописку, пойдешь в армию прямо отсюда. А уж потом тебе прямая дорога в милицию! С руками оторвут! – Колька рад был помочь приятелю.

С работой все получилось как нельзя лучше: Стаса с его водительским удостоверением на завод взяли сразу, и место в общежитии дали, и документы на прописку приняли. У Кольки он только три ночи переночевал, а потом поселился в общежитии у станции метро «Автово».

А осенью его призвали на службу в армию, и он попал туда, куда хотел: в Псковскую дивизию ВДВ. Служил честно, время, проведенное в армии, не считал прожитым впустую. Впереди была цель, к которой шел с детства.

Мечта сбылась. Через две недели после дембеля Стас Горенко работал в милиции. И не просто в милиции, а в милиции «особого назначения». Попасть туда ему помог муж дальней родственницы Кольки-корейца: замолвил словечко, где надо, и Стаса взяли в питерский ОМОН.

– Было бы образование, мог бы карьеру сделать! – ворчал дальний родственник. – А так – все с нуля! Да и то не очень успеешь! Иди учиться!

– Спасибо, Иннокентий Семенович! – благодарил Стас. – Не в карьере дело. Я с нуля начну, а там, как получится с образованием!