— Садись, — предложил мне Олег, а парню в костюме сказал: — Сходи пообедай, Дим. Или поспи, если хочешь. — Он указал на дверь во вторую комнату, где виднелись диван и журнальный столик. — Ты же с ночи дежуришь?
— Да я лучше кофе выпью. Тебе принести?
— Да, давай. Два стакана.
Дима вышел. Я села у одного из столов и, не таясь, заглянула в мониторы.
— А в квартирах есть камеры? В спальне, в туалете, в ванных комнатах?
— Камеры есть, но когда Кирилл дома, они отключены. Ну, и когда ты — тоже, — поправился он. — Никто за тобой не подглядывает.
— Хорошо, — сказала я. — А в квартире Маши?
— Тоже есть, но мы сейчас не ведём постоянного наблюдения за её квартирой. Если сработает датчик движения, то Молчанову на телефон придёт SMS. Если он сочтёт нужным — сообщит нам, мы проверим.
— Понятно, — протянула я, — прямо как в кино про шпионов.
Он прищурился:
— Ты вот шутишь, а у самой из плеча вот такой осколок вынули, — он сомкнул свои здоровые пальцы так, словно держал горошину.
Я вздохнула:
— Да нет, вы правы. Но это же ужасно так жить! Вон на улице женщина с коляской — а меня начало потряхивать. Страшно из дома выходить. Интересно, что нужно сделать, чтобы преступники охотились на всю твою семью?
— Вот в этом мы и пытаемся разобраться, — серьёзно ответил Олег. — Это могут быть политические противники старшего Кохановского, а могут быть конкуренты Кирилла. А ты что думаешь? У тебя есть соображения по поводу того, кто бы это мог быть? Почему он нанял именно Зою? Тебе не кажется, что это странный выбор исполнителя?
Он меня допрашивал! Я хотела поговорить о родителях, а он втянул меня в обсуждение взрыва.
— Я понятия не имею, как выбирают исполнителя. Я и Зою-то плохо знала. Пару раз видела — и всё. Слышала, у неё были проблемы — наркотики, воровство. Клиенты жаловались. А потом Василий Иванович её выгнал. — Я задумалась. — Мне кажется, она связалась с криминалом, и её заставили подложить бомбу. Она же наркоманка. Они за дозу на всё согласны.
— А долго она работала в вашем агентстве?
— Не знаю. Долго. Лет семь.
— Но ей всего двадцать четыре.
— Тогда меньше. Малолеток у нас не было.
Он замолчал и сделал пометку в блокноте. Закрыл его и засунул в карман. Сказал другим тоном, не таким требовательным:
— Так о чём ты хотела поговорить?
— О родителях.
Он кивнул, словно не сомневался, зачем я пришла.
— Я уже разговаривал с твоим дедушкой Иваном Васильевичем. У меня нет точных сведений, только предположения. Я просил разрешения заняться дополнительным расследованием — в частном порядке.
— А какие у вас предположения? Почему вы решили, — я собралась с духом: — что отец не убивал мою мать?
— В деле был один документ, который мне дали прочитать, но не разрешили скопировать. Сначала он показался мне неважным, но я постоянно о нём вспоминал. В итоге решил кое-что проверить. — Олег взял карандаш и в задумчивости постучал по столу. — Пока рано говорить о выводах. Мне просто нужны твои показания. Ты помнишь хоть что-нибудь?
Я ощутила, как дыхание участилось. Готова ли я была вспоминать о том дне прямо сейчас?
— Почти ничего.
— Тебе было три года — некоторые дети помнят себя с более раннего возраста.