При прочих обстоятельствах Салбатор бы с удовольствием послушал проповедь и подошёл по её окончании к отцу Брикинсу, чтобы перекинуться словечком, да выпил бы вина за здоровье его прихожан. За его милосердие по отношению к людям и за проповеди, наставляющие нечисть на путь сдерживания в себе сил зла.

Только не сейчас.

Салбатор и не мог себе ответить, почему смотрит на прихожанку во втором ряду. Вроде бы обычная ведьма, темноволосая, кудрявая, волосы перехвачены сзади, значит, пришли сюда не заигрывать, не показывать себя, а слушать падре. И кожа бледная, почти белый мрамор, руки, сжимающие молитвенник, тонкие, как веточки.

У Катаржины была такая же молочно-белая кожа и тонкие руки. Она сама казалась неземным созданием, посмотрит на него голубыми глазами, и Салбатор был готов жизнь отдать за её прихоть.

Не пришлось.

Он уже и не помнил лица невесты во всех подробностях, а сейчас смотрел на ведьму и ловил себя на мысли, что Катаржина тоже могла бы сидеть вот так в церкви и внимательно слушать святого отца.

Если бы они поженились, Салбатор де Торес не стал бы некромантом, не познал горечь разлуки с любимой и ощущение бессилия перед судьбой. Когда хочется стиснуть зубы, бить кулаками врагов или скакать верхом до полного изнеможения.

Только бы не думать. Не вспоминать.

– Понравилась? – наклоняясь к нему, спросил Болдер. Салбатор посмотрел на ведьмака и даже не удивился, что тот нашёл их здесь.

Если события завязываются в один крепкий узел, если в одном месте собираются все участники недавних событий, то кто он такой, чтобы противиться замыслу Создателя?

Тем временем падре Брикинс закончил проповедь, и зазвучал орган.

В Чёрной Церкви звуки музыки особенно сильны, они пробирают до костей, заставляя поверить, что Создатель быть может, сидит сегодня в этом зале и наблюдает за прихожанами. Слушает их речи и мысли и запоминает, кого помиловать сейчас же, а кому ниспослать испытаний.

Таких, что по силам обычному люду, пусть и нежити. Глядишь, уму-разуму и научат.

– Как здесь красиво и торжественно, – прошептала нежить и поднесла платок к глазам.

После гибели Катаржины Салбатор не любил церкви и не посещал их, да вот пришлось нарушить данное самому себе обещание: не обращаться к Создателю, пока некромант сам не найдёт ответа на вопрос: почему Он забрал именно Катаржину?

Светлую, чистую, искренне верующую. Почему не остановил чары Чёрной ведьмы, явившейся из преисподней, чтобы покарать Салбатора? Ударить в самое сердце.

Вернуть ему тот кол, который ведьмак безжалостной рукой вонзил ей в сердце пару дней назад.

Месть женщины, она такая. Страшная и безжалостная.

Наконец, орган замолк, и можно было заняться делом.

– Это Чёрная ведьма? – стиснул он плечо нежити, преодолевая в себе отвращение к её смердящему сладковатому дыханию тлена. – Уверена?

Рыжеволосая вскинула на него испуганные тёмные глаза-вишни и кивнула, закусив обескровленные губы. Сейчас в мягком свете ламп она выглядела почти обычной девой, но Салбатор не обманывался: все они умеют надевать личину, а нутро всё одно гнилое.

Мёртвое.

– Значит, пойдём. И ты с нами, – бросил он Болдеру.

Пусть ни на шаг не приблизился к убивцу девушек, будет срок, а их пути пересекутся, а пока у Салбатора появилась возможность решить свои дела, ради которых он и проделал многолетний путь.

– Доброго вечера, домнишоара, – произнёс он, в два шага оказавшись за спиной незнакомки. – У нас к вам дело есть. Крайне неотложное.

И была не была!

– Ко мне, домин? Разве мы знакомы? – певуче спросила ведьма, и Миджине захотелось съёжиться или залезть под лавку.