Живое к живому тянется. Это Миджина тоже усвоила, и мысль наполняла её горечью больше прочих.

Всё вокруг живо или мертво окончательно. А она ни то ни сё.

– Заходите, я скоро приду. А ты сиди смирно, я за неё не ручаюсь, – хмыкнул Салбатор, его губы расплылись в довольной улыбке, и вскоре он закрыл дверь первой попавшейся свободной комнаты с другой стороны.

Но не запер.

«Можно сбежать», – вяло шевельнулась мысль, но что-то Миджину останавливало. Страх? Нет, явно, не он.

Скорее осознание того, что есть силы, способные вернуть её к некроманту. А если таковых нет, тем же хуже для неё.

– Это ты убиваешь девушек? – не оборачиваясь, спросила Миджина пленника.

Так и стояла к нему спиной, безоружная, прикрытая от удара тонкой тканью дорожного плаща. Но она знала: попытается мужчина напасть, она почувствует это раньше, чем Петер занесёт руку для удара.

Мир так просто теперь её не отпустит. Вернулась – терпи. Нужна, значит, Создателю.

– Нет, – твёрдо ответил Петер и не шелохнулся. Отошёл к окну, с тоской смотря на землю. С высоты третьего этажа падать больно. И чревато.

А Петер храбрым не был. И безумным тоже.

Миджина почти услышала его колебания и успокоилась. Не врёт, стало быть.

– Я убил, домнишоара, – внезапно сказал он таким тоном, что она обернулась. – Но не девушек. И у меня на то были веские причины. Убивать то, что создал, нормально. Привёл в мир создание – забери его в свой час. Верно, домнишоара?

Салбатор шёл быстро, засунув руки в карманы брюк. Ссутулился, чтобы слиться с толпой. Его рост слишком большой для обывателей, а ненужное только внимание привлекает.

Особенно он тяготился чужими взглядами теперь, когда шёл переговорить с кое-кем из прошлой жизни. Тем, кто может узнать даже то, что и Инквизиции невдомёк.

Впрочем, Барнеби когда-то и сам состоял в Святом Ордене, а туда без способностей не отбирают. И ревность к воле Создателя совсем не самая главная из них.

– Так-так… От тебя мертвечиной несёт, – протянул старый приятель, стоило Салбатору сесть напротив за столик в таверне «Гнилой Зуб». Странное название для харчевни, но только на первый взгляд.

Здесь собиралась нечисть. Отщепенцы, которыми добропорядочные граждане пугали непослушных детей. По иронии Создателя все, кого здесь и в подобных заведениях встречал Салбатор, служили местным властям. И подчас заменяли собой эти самые власти.

– Нюх у тебя по-прежнему отменный.

– А то! Заказывай, здесь тех, кто шныряет задаром, не привечают.

К ним подошла девица с чёрными волосами, заплетёнными в две тугие косы. В полутьме волос её отливал синевой.

– Кислую капусту и колбаски, красавица, – улыбнулся Салбатор, смотря не столько на девицу, сколько на тех, кто сидел за соседними столиками.

Вон у окна чавкает спиридуш – маленький человек ростом с ребёнка и лицом взрослого мужчины. Поодаль беседуют две стриги. Недавно повешенные и воскресшие по нерадению пьяных могильщиков.

И с ведома Инквизиции. Обычно они выступают в роли вербовщиков.

Стращают недавно обратившуюся нечисть, чтобы та думала, будто у Святого Ордена все переписаны. И живые, и те, кто не совсем.

– А у тебя вкус такой же дерьмовый! – засмеялся Барнеби, обнажив крепкие белые зубы, совсем не сточенные временем.

Поговаривали, что когда он был псом Инквизиции, то хозяева позволяли ему точить зубы о кости загнанного. Будь то зверь, нечисть или несчастный обвиняемый. Всё одно.

Вырколак, что с него взять! Звериную сущность его надо питать, чтобы человеческая смирной была.

– Зачем звал? Я к старым делам отношения не имею. Девку эту, светлокожую, не я завалил.

– Вот о ней и поговорим.