мне всю себя. Она не заменила мне мать, но при этом лишь благодаря ей я остался психически здоровым человеком.

Он орал и психовал от того факта, что кто-то посмел влезть в его семью, что вмешались в воспитание его сына. Я был его очередным проектом, вложением в будущее его бизнеса, а тут марионетку едва не превратили в живого человека!

Тогда от нас ушли все. Отец запил, но его буквально через два дня привели в чувство рабочие вопросы. Я же эти дни потратил, исправляя нанесённый моим родным папашей вред дорогим людям. Я поднял все контакты, общаясь через одноклассников с их родителями, использовал весь природный дар красноречия и даже занимал его у кого-то неведомого, лишь бы получилось. Я не сдался, пока каждый из наших работников не нашёл новое, хорошее место. Верил, что они меня не оставят. Что будут хоть как-то, пусть с оглядкой, но появляться в моей жизни. И я не ошибся.

 

После меня много раз благодарили за настойчивость те работодатели, к которым попали действительно хорошие люди и сотрудники. Отец узнал, конечно, что я нарушил его планы, видимо, чтобы не натворить глупостей, а может и из-за рабочих вопросов ушёл из особняка на два дня, оставив десятилетнего меня справляться своими силами. Вот только прогадал. Я и наипростейшие блюда к тому времени сварганить мог, а уж о различных бутербродах и речи не шло, всё же – кто меня воспитывал? А убирать? Так я не мусорил. Веником, придя со школы, проходился, стирая возможные следы, и не мучился.

Не знаю, выключал ли родитель телефон, или нет, но вернулся на третий день н в духе. Первым делом выдернул меня с кровати (это в пять утра-то! Мне ещё спать можно было час!), за ухо протащил вниз и в моём присутствии проинспектировал сначала мусорное ведро, от содержимого которого поморщился, но и при этом удивился. Затем очередь дошла до мойки. Угу, за собой привык убирать лет с четырёх, что он хотел там найти, срач? И лишь затем, повернувшись ко мне, мужчина спросил:

- Чем ты два дня питался?

- Что приготовил, то и ел, - огрызнулся.

А на что он надеялся? Я с момента бегства мамы был предоставлен сам себе, и стоило только обрести родных людей, пусть не по крови, но которые за меня искренне переживали, как он тут же от них избавился. Разве любящий родитель так поступит?

Да ему просто не сообщали, когда я болел, лишь бы скрыть от гнева отца малыша, не говорили и о «неподобающих» оценках, хотя порой мог «схватить» и тройку. Впрочем, папочка интересовался лишь дневником, но там всегда стояли лишь «отлично», ведь даже за четвёрку следовали репрессии, благо, с учителями няня договорилась почти сразу.

Правда о том, что моё общение с бывшими нашими работниками не прекратилось, выяснилась, когда мне было шестнадцать лет. Тогда меня взяли под жёсткий контроль, видимо, папенька опасался пресловутого переходного возраста, вот только ему было невдомёк, что сын повзрослел намного раньше. Пубертатный период, конечно, никто не отменял, но и гормональные проблемы мне помогли решить. И снова те, кого выгнал отец.

Да… слов нет, одни маты, как вспомню те годы. Вечные «невесты», периодически задерживающиеся в доме на месяц-два, папаша, который при редких (крайне) встречах напоминал: «обязан» и грозил выкинуть едва ли не на помойку, если не буду соответствовать его требованиям, сонм охраны, и при этом престарелая горничная, которая при всём желании не могла выполнять все обязанности по дому… И репрессии к тем, кто за эти годы стал по-настоящему дорог. Пользуясь своими связями, он снова оставил людей без работы, хотя при этом и испортил отношения со знакомыми, лишившимися по прихоти зарвавшегося тирана ценных сотрудников.