Не доверял им и де Вир, но рекомендация одного общего знакомого вынудила взять Мигеля в экипаж, хотя в то же время, как сам капитан, так и Астольф и Франсуа с него глаз не спускали, ожидая чего-либо направленного против себя.

– Пусть будет так, не стану разубеждать в вашей уверенности в ложной истине. Это невозможно, как мы знаем на примере ваших священных сановников, не сдерживаемых ни Папой Римским, ни Священным Писанием, на котором они когда-то приносили обет и где чёрным по белому выведено: не убий, не моргнув глазом, отправляющих инакомыслящих на эшафот, – только и произнёс капитан, видя бесполезность данного спора.

Да и сам вопрос спора, для экипажа, большей частью состоящий из тех, кто даже не знаком с азами учения, не представлял никакого интереса. Во всех вопросах, они предпочитали полагаться на капитана, принявшего ответственность за их жизни на себя.

Сама процедура полемики, скорее представляла интерес для троих из всего экипажа, да и то, как возможность подискутировать, но закон пиратского братства, требовал соблюсти правила и де Вир, при всём неуважении к Мигелю, как посягнувшему на его жизнь, неукоснительно выполнял правила до последнего пункта.

Хотя были прецеденты, когда капитан корабля, просто из желания поддерживать страх в экипаже, мог вздёрнуть неугодного без всякого суда и следствия, и благодаря этому поддерживать какую-никакую дисциплину, чего чурался Антуан де Вир. Отнять жизнь у кого-либо, это прерогатива Провидения, и он применял подобный подход, лишь в случае, если все другие аргументы исчерпали себя или не возымели никакого действия.

Предоставив приговорённому право последнего слова, неотъемлемая часть любого правосудия, каковым считал происходящее де Вир, представляющий на собственном корабле и судью, и прокурора в одном лице, он посчитал свою миссию выполненной.

– Разговор исчерпан, – коротко бросил Антуан, обращаясь к экипажу и из команды отделились три матроса, на которых выпал жребий исполнить приговор. За всё время, что длилась эта неприятная, но вынужденная процедура, суровое и энергичное лицо Антуана, на котором читалась сильная воля и такой же стальной характер, – не проявило ни волнения, ни жалости. Но всё это была видимость, никому на галеоне не было известно, что творится у него на душе. Мигель не оказывал сопротивления, как это происходит в таких ситуациях, он похоже уже давно согласился с приговором и только и стоял в ожидании этих последних действий. Жалость могло вызвать отсутствие священника, но это такая малость по сравнению с тем, что буквально через несколько минут тело Мигеля будет раскачиваться на нок-рее. А после окажется в морской пучине, где акулы уже давно ожидают чего-либо подобного.

Солнце всё также продолжало светить с ослепительной синевы небесной сферы и океан лениво катил волны, как это было до того и будет после. Что такое человеческая жизнь для Вечности? Всего лишь мгновение…

Любой, вздумавший захватить корабль, заранее знал, в случае неудачного исхода его ожидает только один выход, и всё же находились смельчаки, впоследствии украшавшие реи, а при снисхождении капитана либо «клетка», либо бичевание, что ничуть не облегчает участь провинившегося, только что не лишает жизни мгновенно, да и то при случае, что он отличается отменным здоровьем…

Сейчас, в данной ситуации, его кораблю, как и экипажу ничто не угрожало со стороны случайных пассажиров.

А ведь была история значительно похлеще, предыдущей. В данном походе галеон Антуана де Вир вёз на своём борту лёгкие мушкеты, пушки для восставших племён индейцев против белых конкистадоров. Нет, он не желал ничьей смерти, ни конкистадоров, ни индейцев, но вся беда в том, что иначе урегулировать существующее положение не получалось по-другому никак.