Мона ложится. Она плохо умеет расслабляться, но здесь это дается легко: нависшие ветки умеряют солнечный жар, а голосок недалекого ручья смывает тревоги.

– Ну, как вам пока, Мона? – интересуется Кармен, с тихим хлюпаньем засасывая выпивку.

– Думаю, я могла бы привыкнуть к этому зелью.

– Верю, – смеется Кармен, – но я подразумевала Винк.

– А. Ну, он… чертовски милый.

– Да, правда ведь? Мы, наверное, к нему слишком привыкли. Акклиматизировались. Принимаем как должное. А потом выпадет вот такое утро, и вспоминаешь.

– Ночью… другое чувство.

Кармен ограничивается коротким «хм».

– Нью-Мексико – чертовски красивый штат. Жаль, что я не бывала здесь раньше.

– Знаете, я здесь всю жизнь прожила и не могу представить мест приятнее. Ну, не буду врать, что искать их не стоит. Вроде вот этого местечка. Иногда стоит потрудиться ради минутки покоя. Но покой есть. Знаю, о чем вы думаете: думаете, что эта домохозяйка понимает в работе.

– Вообще-то я ничего такого не думала, мэм, – возражает Мона.

– Да ну? Простите за прямоту, вы не похожи на семейную женщину.

– Я раз попробовала.

– Не сложилось?

– Что-то в этом роде.

– Ах… – Кармен обращает черные стекла очков к небу. – Ну, если кто вздумает вас этим корить, посылайте их подальше от моего имени. Кто не пробовал, пусть не говорит.

Мона выдавливает благодарную улыбку.

– А здесь часть вашего участка?

– Вроде как, – кивает Кармен. – Наш дом в городе, ближе к центру. Это на самом деле просто моя земля. Выпросила у Гектора. Чтобы было место позагорать на солнышке – хотя иной раз и тени хочется, – и он пошел и все уладил. У нас так принято. Вы, верно, скажете, рука руку моет. Да вы наверняка сами разберетесь, если задержитесь подольше.

Мона обводит лощину взглядом. Может, из-за джина, но тут трудно о чем-то тревожиться. Здесь она чувствует себя вроде как в коконе, словно деревья напрочь отрезали и эту лощинку, и потрясающий вид из нее от Винка.

– Вы здесь побудете? – спрашивает Кармен.

– Простите?

– В Винке. Дом вы, говорите, получили, но думаете ли остаться?

– Не знаю, – признается Мона. – Может быть. Думаю, рынок недвижимости здесь не слишком оживленный, если бы я решила продать дом.

Кармен с хрипловатым смешком допивает мартини.

– Не загадывайте, дорогуша.

– Я не могу не спросить – вы случайно не знали мою мать?

– Извините, милочка. Не знала. А если знала, так забыла, тоже могло случиться. Память у меня уже не та. Но если вам что понадобится – совет или выпивка, – всегда меня найдете. А если нет, я сама найдусь.

– Очень благодарна.

– Ну, вы, похоже, много чего повидали. Я уже говорила, здесь покоя в избытке, если вам нужен покой. Надеюсь, и вам немного перепадет.

Допивая мартини, Мона размышляет над ее словами. Тем временем Кармен всхрапывает, через секунду еще раз и вот уже храпит вовсю. Приподнявшись, Мона заглядывает в шейкер и не удивляется, обнаружив, что он пуст.

Встав, она возвращается вдоль ручья на улицу и по ней выходит к зеленому поясу, где, визжа и хихикая, носятся три девочки – играют в прятки, – а оттуда поворачивает к дому, размышляя о покое.

До сих пор она в Винке ни разу не спала спокойно. Пытается уснуть и теперь, но сон не идет. Ее часто будят стоны пустых коридоров. Из окна на бесцветный дощатый пол падают странные блики, порой в воздухе возникает горячий электрический запах, как будто здесь разом работает множество принтеров и копировальных автоматов.

Мона считает себя практичной, ей известно, как могут заморочить голову совпадения, если слишком в них вдаваться, и она убеждает себя, что общая дата – самоубийства матери и здешней грозы – тоже совпадение. Трагедии случаются что ни день, не удивительно, если две совпали. И все же, как вспомнит этот черный лакированный осколок ствола, ей становится тревожно.