Вилочка для фондю дрогнула, и Кейт положила ее на десертную тарелку.

– Знаю. Дело не в этом.

– Дело в том, что у тебя все прекрасно, у детей – тоже, у нас все хорошо. Невозможно знать, что будет завтра, а значит, надо просто жить – без сожалений, доводя все до конца. Правильно?

Она совсем не то имела в виду и теперь нахмурилась, глядя в свой шоколад.

– Мне просто хочется, чтобы ты выбросила из головы эти мысли про «последний оставшийся день жизни». Все эти ретроспективы, погружение в прошлое, попытки понять, как жить по-другому. Это не помогает. От этого ничего не изменится.

Крис смахнул в пруд несколько крошек со стола. Жирные карпы одновременно, как по команде, развернулись к ним.

Ретроспективы. Да, можно и так сказать. Не то чтобы он был не прав; за последний год в системе ее мышления появился новый инструмент – рефлексия, способ, помогающий сохранять чувство времени и понимать его. «В этот самый день год назад…» Если бы существовал способ убрать временной зазор, поставить две временные точки рядом, чтобы знание более позднего момента соседствовало с наивностью первого и помогло бы смягчить удар. До прошлой осени, когда весь мир дважды летел под откос, она была одним человеком. Теперь стала другим.

– Знаешь, – продолжал он, вонзая вилку в последний кусок пудинга, – я прочитал, что ученые прогнозируют взлет рождаемости. Все, кто уже справился с потрясениями прошлого года, обзавелись еще одним ребенком. Инвестиция в будущее, оптимизм и надежда, ну и все в этом роде.

Его голос звучал невозмутимо, или, скорее, он пытался говорить невозмутимым голосом, опустив взгляд на тарелку с десертом. Но потом быстро взглянул на нее, проверяя реакцию на свои слова, и криво улыбнулся.

Она скептически рассмеялась.

– Ты серьезно? При всех этих бесконечных разъездах, ты не шутишь?

– Все меняется к лучшему. Ты же знаешь, – сейчас лучше, чем было.

Это правда. Как правда и то, как она привыкла к его поездкам, что появились кое-какие компенсации. Она стала готовить попроще. Стала реже просыпаться по ночам. Когда у него только начиналась эпоха постоянных разъездов, она бы ни за что не подумала, что придет к этому.

Кейт покачала головой.

– Что такое случилось с мистером Два-и-Хватит?

– Ну, просто мы довольно хорошо справляемся с двумя, ведь так? Попробуй только сказать, что это не самые счастливые и уравновешенные дети из тех, что ты видишь вокруг!

– Иногда.

– Иногда.

Кейт подумала об Эмили Мартин, как та сидела у нее на коленях, запустив свои пальчики-сосисочки в ее тарелку. Запах детского шампуня. Она бы солгала, сказав, что такие мысли не приходили ей в голову. Но уж никак не сейчас. Опасное это дело – иметь детей больше, чем рук.

Вернувшись домой и расплатившись с няней, Крис заявил, что хочет пройтись по пляжу, глотнуть свежего воздуха и посмотреть на корабли в гавани. Кейт тихонько заглянула в детскую, укрыла торчащие из-под одеяла ножки Пайпер и подобрала с пола мягкого динозавра Джеймса, без которого он не засыпал, хотя и утверждал обратное. В спальне уже горел свет, Кейт сняла розовое платье и натянула черную майку. Сегодня не до дневников.

Почистив зубы, она нанесла на лицо крем, какую-то очередную ерунду, рекомендованную дерматологическим спа как средство от старения кожи с минералами. Бесплатную консультацию она выиграла на аукционе, проходившем у них в детском саду. Но на этом бесплатная часть программы закончилась, и угрызения совести до сих пор терзали ее каждый раз, стоило только открыть две крошечные бутылочки с сывороткой.

Вот так они назвали свое средство – сыворотка! Так серьезно, словно бутылочки – надо же как-то оправдать их цену – извлекались из кейса Джеймса Бонда. И все же она их купила. А вдруг в них действительно что-то такое есть – молекулярные сахара, кислоты с труднопроизносимыми названиями? Почему так трудно поверить в то, что все это невидимое и не слишком понятное поможет, когда на свете бог знает сколько такого, что только вредит? Она отвернулась от зеркала в ванной и щелкнула выключателем.