И Маргарет Линч прикрыла рот платком.

Мейси, не задумываясь об этикете, обняла Маргарет, притянула к себе.

– Я понимаю. Нам и в страшном сне не снилось, что все может так обернуться. Но сейчас мы обе здесь – ради Саймона, ради вашего сына.

Саймон задышал резче, глаза вдруг широко открылись, тело непроизвольно содрогнулось. Легкие уже не справлялись со своей работой. Грудная клетка вздыбилась, заставляя изогнуться позвоночник. Началась агония. Мейси встала, обеими руками надавила на плечи Саймона и заговорила нежно и тихо под рыдания Маргарет Линч, перемежаемые восклицаниями: «Саймон! Сынок! Сыночек!»

Саймон затих. Он еще дышал, редко и тяжело. Звуки были такие, будто брадобрей точит тупую бритву. Взор Саймона был устремлен не на Мейси и не на мать – а куда-то вверх и вперед, в ему одному видимую точку. Постепенно прекратились и конвульсии, и все кончилось. Не стало прерывистого дыхания, замутились глаза. На койке лежала оболочка человека, погибшего еще в семнадцатом году.

Мейси сама закрыла Саймону глаза, сама сложила его руки на груди, как бы защищая сердце.

– Побудьте здесь, Маргарет, а я схожу за сестрой. И… поговорите с ним, не бойтесь. Скажите ему «прощай».

– А ты, Мейси, разве не будешь прощаться?

Мейси взглянула на бездыханного Саймона.

– Я попрощалась сегодня утром.

Голос звучал глухо, глаза смотрели на мертвое тело.

– Да, мы с Саймоном уже попрощались.

Мейси выпустила холодеющую руку и вышла из палаты.

Мейси и Присцилла оставались с Маргарет Линч, пока она улаживала формальности, потом проводили ее в такси до дома, убедились, что она в относительном порядке, а прислуга предупреждена об утрате, и лишь тогда уехали. Прощаясь с Мейси, Маргарет Линч выказала сердечность, тронутую печалью, долго не выпускала руки Мейси из своих рук, будто не хотела расстаться с женщиной, знавшей и любившей ее сына. Зазывала Мейси в гости; Мейси обещала ее навещать. Конечно, Маргарет захочет из первых уст (и в первый раз) услышать отчет о трагедии, случившейся на фронте. Пожалуй, это будет полезно обеим женщинам: Маргарет – послушать, Мейси – рассказать. Присцилла, невзирая на протесты Мейси, доехала с ней до ее квартиры в Пимлико. Оказавшись дома, Мейси сразу легла в постель и провалилась в глубокий сон без сновидений.

На следующий день Мейси проспала и приехала в отель «Дорчестер» в последнюю минуту. Присцилла, как и Мейси, вся в черном, уже ждала у парадной двери. Швейцар распахнул дверцу «Эм-Джи», Присцилла сунула ему чаевые, и подруги поспешили в школу Святого Ансельма.

– Ради всего святого, Мейси, когда ты проведешь в квартиру телефон? – Опустив оконное стекло, Присцилла достала сигарету.

– Телефон есть в конторе, и лично я считаю, это мотовство.

– Мы опаздываем.

– Нет. Вовремя приедем. Да что с тобой такое? Тебя, наверное, в детстве часто к директору вызывали, поэтому ты так разволновалась.

Присцилла хихикнула, рукой попыталась направить облачко сигаретного дыма в окно.

– Ты права. Ненавижу такие разговоры. Может, лучше поселиться за городом и нанять мальчикам домашних учителей? Впрочем, это будет означать капитуляцию – я ведь сама хотела, чтобы по выходным в доме была целая толпа мальчишек, чтобы они играли в теннис, строили шалаши в лесу. А если я заберу сыновей из школы, они навсегда останутся для всех чужаками. Надо придумать что-то другое.

– Слушай, Прис, разве обязательно отправлять детей в закрытую школу на полный пансион?

Присцилла качнула головой:

– В том-то и вопрос. Поговорю с Дугласом – сразу, как только выйду из директорского кабинета. Хвала небесам, мой муж вернется уже на следующей неделе. Мы с лягушатами ужасно по нему соскучились.